Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
В Смирне я впервые увидел верблюдов. Я даже попробовал верблюжье молоко, хотя никому не посоветую это делать. В глуши, между поселениями, я видел тварей, которых не встречал прежде, — нескольких шакалов и гиен, а однажды (я так думаю, но не уверен в этом) даже заметил леопарда. В Милете я любовался Меандром — блуждающей рекой, которая предположительно навела Дедала на мысль о создании на острове Крит непроходимого лабиринта.
На лодке я перебрался на остров Кос, где создают лучшие в мире ткани из хлопка и самую лучшую пурпурную краску. Островитянки так гордятся своими изделиями, что носят их каждый день, даже когда занимаются самыми обычными делами или просто выходят на улицу прогуляться. При этом женщины бесстыдно демонстрируют свое тело, потому что столы, туники и хитоны из косского хлопка просто невероятно тонкие, почти прозрачные. Я купил один такой наряд и немного пурпурной краски для гардероба Веледы, но никогда не собирался надевать его на людях, подобно нескромным жительницам Коса.
С мыса, располагавшегося на самом юге, я добрался на лодке до острова Родос, чтобы взглянуть там на остатки давно уже упавшего колосса. Прежде чем его разрушило землетрясение (а это случилось почти семь столетий тому назад), эта гигантская бронзовая статуя встречала корабли, которые входили в гавань Родоса. Предположительно ее высота равнялась росту двенадцати человек, если поставить их друг на друга. Могу в это поверить, потому что даже пьедестал оказался таким мощным, что я не смог обхватить его руками. Внутри обрушившегося туловища можно было разглядеть винтовую лестницу, по которой посетители когда-то поднимались наверх, чтобы посмотреть на Эгейское море через глазницы Аполлона. Людям, стоявшим на земле или находившимся в море, колосс казался даже еще больше, чем был на самом деле. До того как была создана эта статуя, скульпторы ваяли свои творения, строго соблюдая пропорции человеческого тела: в среднем рост нормальных мужчины или женщины в семь раз превышает длину их собственной головы. Но этого Аполлона создали скульпторы, которые научились делать фигуры в восемь или девять, даже в десять голов высотой, чтобы придать им более впечатляющий и изящный вид. Таким образом, статуи — не только богов, но и простых людей — впредь создавали, придерживаясь именно такого соотношения пропорций.
Прошло уже много времени с тех пор, как я покинул Пурпурный дворец. Я обязательно четко называл свои имя и титул в каждом pandokhe'ion, в котором останавливался, но ни один королевский гонец так и не добрался до меня. Я решил, что Теодорих во мне все еще не нуждается, и поэтому, когда наконец повернул Велокса обратно в Константинополь, то продолжил свое путешествие так же неторопливо, останавливаясь всякий раз, когда мне в пути попадалось что-нибудь интересное.
— Что это за ужасная груда мусора? — дерзко расспрашивал я священника в Миласе. — И какого дьявола она тут торчит?
Похоже, рядом с церковью находилась какая-то весьма сомнительная святыня. Сама церковь представляла собой ветхую постройку из соломы и глиняных кирпичей, ее даже ничем не украсили. Святыня, если, конечно, это и впрямь была она, некогда была самым обычным деревом, но после того, как его поразила молния, оно засохло. Удар молнии расщепил ствол, так что одна его половина лежала на земле, и поверхность ее была плоской и гладкой, словно у амвона. Для того чтобы усилить сходство, на него положили развернутый ветхий пергамент. Сверху стояло несколько культовых предметов: матовый потир; обычный поднос, изображающий дискос; обрубок дерева, из которого была вырезана грубая дароносица. За импровизированным амвоном находилась фигурка из соломы, одетая в хламиду из коричневой мешковины и белую столу. На второй, все еще стоявшей вертикально половине ствола виднелись сучья, они были увешены музыкальными инструментами. Там были арфы без струн, тамбурины с оборванной кожей, покореженные цимбалы, изогнутые трубы — ни одного исправного инструмента; все они печально звякали, громыхали или звенели на ветру. Как я ни старался, однако не смог припомнить в Священном Писании ничего, что могло бы объяснить подобную нелепую коллекцию.
— Ты не понимаешь, пилигрим? — спросил священник с гордой улыбкой.
— Это какая-то шутка?
— Oukh [60] , вовсе нет. Как и ты, все пилигримы останавливаются, чтобы спросить об этом. Большинство из них — православные христиане — останавливаются, чтобы восхититься и преклонить колени.
— Они поклоняются этой… куче мусора? Да зачем она вам нужна?
— Остановившись здесь, странники тратят деньги на еду и жилье в Миласе, делают пожертвования нашей ветхой церкви, раздают подаяния, даже покупают на память безделушки, которые благословил наш епископ Сподос, вроде этой миниатюрной тростниковой флейты. Позволь мне продать тебе одну.
60
Нет (греч.).
Я отказался, поскольку не был ни паломником, ни православным христианином, и сказал:
— Как я понимаю, вот это — символические изображения амвона и священника, но что означают все эти музыкальные инструменты?
Увидев, что от меня все равно не добьешься никакой прибыли, священник, очевидно, решил со мной не церемониться и объяснил без малейшего смущения:
— Далеко отсюда на востоке есть гора Арарат, где после Великого потопа пристал Ноев ковчег. Рядом с горой находится православная церковь, похожая на нашу. Для того чтобы воодушевить паству, там была построена потрясающая копия Ноева ковчега. Представь, они даже высекли из камня настоящие якоря. Целые толпы паломников приходили издалека, чтобы увидеть все своими глазами и поклониться этому памятнику, а заодно и обогатить церковь, при которой его соорудили. На этой земле, я имею в виду Малую Азию, есть множество других копий библейских реликвий и мест, которые церковники объявили священными.
— Прости меня, святой отец, но какое отношение все это имеет к вашему дереву?
Он широко развел руками и продолжил:
— Именно по нашим краям бродил некогда, проповедуя Слово Божье, апостол Павел. Поэтому мы, хорошенько изучив жизнь святого Павла, его деяния и изречения, вдохновились и сделали… Смотри сам! — Он торжественно показал на всю эту странную мишуру мнимой святыни. — Теперь паломники могут прийти и помолиться на том месте, где святой Павел некогда читал свои проповеди.
Увидев, что я все равно так и не понял, священник раздраженно добавил:
— Ну? Теперь ясно? Пусть кто-нибудь попробует доказать, что это не то самое место.
— Прости мое тупоумие, святой отец, но я все-таки никак не возьму в толк. Все эти музыкальные инструменты… Разве в Библии упоминается о том, что Павел питал склонность к музыке?..
— Oua! — воскликнул священник, развеселившись по-настоящему. — Плохо быть таким тугодумом! Хотя ты сам признался, что не являешься христианином. Иначе ты, без сомнения, знал бы, что во времена Павла первые христиане стремились впасть в состояние транса: они бормотали нечто невразумительное, и это называлось божественным вдохновением. Но, разумеется, христианам не пристало подражать презренным языческим оракулам, которые всегда изрекали свои предсказания «на неведомом языке», как они сами это называли. А посему апостол Павел попытался воспрепятствовать сей порочной практике…
— Постой-постой! — перебил я, радостно рассмеявшись: на меня наконец-то снизошло озарение. — Я припоминаю, как святой Павел обращается к коринфинянам: «Если я заговорю на неведомом языке…»
— Правильно! — воскликнул священник и докончил цитату: — «…я стану звучать подобно звенящему цимбалу». А теперь взгляни на дерево. Медные трубы, цимбалы, барабаны — все они издают бессмысленные звуки. Там же, за амвоном, стоит святой Павел (хотя мы, возможно, сделали его не очень похоже) и читает свою проповедь: «Лучше мне изречь всего лишь пять понятных слов, чем десять тысяч на неведомом языке».
Я поблагодарил священника за то, что он не пожалел времени на объяснения, затем лицемерно изобразил восхищение, пожелав ему и его церкви щедрых пожертвований от паломников, и пошел дальше своим путем, в глубине души не переставая изумляться тому, насколько предприимчивы некоторые люди.
Прибыв в Константинополь, я первым делом отправился с докладом к Теодориху. Я обнаружил короля в его покоях, на коленях у него сидела одна из самых красивых служанок-хазарок, и вид у моего друга был весьма довольный. Однако маршал Соа и генералы Питца и Эрдвик, которые тоже там присутствовали, выглядели весьма расстроенными. Они лишь коротко кивнули мне в знак приветствия и продолжили беседу, Я понял, что они по какой-то причине осуждают своего короля.