Хищники Аляски

Бич Рекс

Ничего деланного или фальшивого не было в нем, лишь первобытная страсть.

В эту темную ночь, в борьбе за собственную свободу, обнажилась элементарная природа девушки. Гленистэр был прав: Элен отдалась непреодолимому и властному импульсу.

Едва взглянув на человека, валявшегося у дверей, Элен подошла к окну, обняла и поцеловала брата.

– Убит он? – спросил Кид.

Она кивнула и пыталась заговорить, но задрожала и заплакала.

– Впусти меня, – просил он. – Я разбился.

Когда Кид с трудом втащился в комнату, то она прижалась к нему и гладила его по всклоченным волосам, не обращая внимания на его грязную и промокшую одежду.

– Надо посмотреть. Быть может, он легко ранен, – сказал Кид.

– Не трогай его.

Однако она пошла за ним и стояла рядом, пока он осматривал раненого.

Заметив, что Струве дышит, Кид с трудом поднял его и положил на диван.

– У меня, должно быть, здесь что-то треснуло, – сказал Кид, щупая себе ребра.

Он был слаб и бледен, и Элен отвела его в комнату, где стояла койка и где он мог лечь. До сих пор его поддерживала его решимость; теперь же он был беспомощен, и это придало сил его сестре.

Кид не разрешил ей ехать за помощью, пока не кончится гроза или не рассветет, тем более, что в темноте легко сбиться с пути, и она не выиграет во времени, если уедет немедленно.

Они решили ждать рассвета. Наконец, услыхали слабый голос раненого; он заговорил с Элен:

– Я знаю, что это было безумие с моей стороны, и я получил по заслугам. Но я умираю. Я умираю – и боюсь.

Он стонал до тех пор, пока Бронко Кид не притащился к нему, смотря на него с ненавистью.

– Да, вы умрете. И я убил вас. Возьмите себя в руки. Я не выпущу ее до рассвета.

Элен принудила брата вернуться на койку и пошла помочь раненому, который начинал бредить.

Позднее, когда Кид немного отдохнул и пришел в себя, Элен решилась рассказать ему о низости их дяди и о том, как она надеется восстановить справедливость.

Она сказала ему о нападении, задуманном на этот вечер, и об опасности, угрожавшей золотоискателям.

Он пополз к двери, прислушиваясь к вою ветра.

– Придется нам рискнуть, – сказал он. – Ветер совсем почти стих, и скоро будет светать.

Она умоляла его отпустить ее одну, но он был тверд.

– Я никогда больше не оставлю тебя одну, – сказал он, – кроме того, мне прекрасно знакома дорога, идущая по низам. Мы спустимся по оврагу к долине и таким путем доедем до города. Это дальше, но не так опасно.

– Ты не удержишься в седле, – настаивала она.

– Удержусь, если ты привяжешь меня к седлу. Выводи лошадей.

Было еще совсем темно, и дождь лил, как из ведра, но ветер дул лишь слабыми порывами, как бы утомленный собственным неистовством, когда она помогла Бронко взобраться на седло.

Усилие, сделанное им, вырвало у него стон, но он настоял на том, чтобы она привязала ноги его под животом лошади, так как дорога неровная и он не желает свалиться еще раз.

Успокоив Струве, как могла, она села на свою лошадь и предоставила ей самостоятельно избирать дорогу по крутому спуску. Кид ехал впереди, шатаясь в седле, как пьяный, и обеими руками держась за луку.

Прошло около получаса с их отъезда, когда другая лошадь стремительно вылетела из темноты и остановилась у дверей гостиницы.

Забрызганный грязью всадник с безумной торопливостью выбросился из седла и вбежал в дом. Он увидел беспорядок, царивший в первой комнате: опрокинутые и поломанные стулья, стол, отодвинутый к самой печке, и обломки лампы в масляной луже перед прилавком.

Он стал громко звать, и, не получая ответа, схватил зажженную свечу и побежал к двери налево. И там он не увидел ничего, кроме пустых коек. Тогда он ворвался в третью комнату.

Там лампа горела рядом с лежащим Струве; он дышал тяжело, и веки его были полуопущены над остановившимися глазами.

Рой заметил лужу крови на полу и разбитое окно; нагнувшись над лежащим человеком, он заговорил с ним. Не получив ответа, он повторил свои слова, затем стал яростно трясти раненого, так что тот закричал в страхе:

– Я умираю! Я умираю!

Рой приподнял его и близко наклонился к нему.

– Я – Гленистэр. Я приехал за Элен. Где она?

В остановившихся глазах раненого мелькнул луч сознания:

– Вы опоздали… я умираю… и я боюсь…

Рой вновь затряс его.

– Где она? – повторял он до тех пор, пока своей настойчивостью не вернул к сознанию умиравшего.

– Кид увез ее. Кид подстрелил меня, – голос его поднялся, – Кид застрелил меня, и я умираю.

Он стал кашлять кровью, и Рой положил его на спину. Все ясно. Он опоздал, и Кид отомстил.

Боясь открыто напасть на мужчину, он был так низок, что выместил свою злобу на женщине.

Рой почувствовал слабость и почти физическую тошноту; затем ему бросилась в глаза промокшая одежда, снятая Элен с брата и замененная сухою. Он поднял ее с пола и с яростью разорвал, как мокрую бумагу.

Он вышел на дождь, вглядываясь при свете лампы, и разобрал следы, еще не смытые водою. Он механически сообразил, что всадники едва ли успели уехать, и вышел за угол дома, чтобы удостовериться в том, что следы шли в гору.

Однако там следов не было. Надо было предположить, что всадники вернулись в город.

Он не догадался, что они могли оставить торную дорогу и ехать вдоль маленького «Крика» к реке. Поставив лампу на место, он вновь сел на лошадь и погнал ее к горному кряжу, лежавшему между ним и городом.

Происшедшее становилось все яснее для него; и Рой приходил в такой ужас, что громко вскрикивал и еще безжалостнее погонял своего коня. Оба разбойника дрались из-за девушки, как будто бы она была добычей.