Хищники
Шрифт:
Потом Энн старалась справиться со своими темными сторонами. Она повсюду, где бы ни бывала, вешала на стену листок с фразой, вырезанной из книги: «Нет ничего неизменного. По крайней мере, человек является хозяином самому себе». Ей хотелось в это верить. И постараться использовать в жизни.
Она исследовала содержимое голов своих любовников, ища решение и надежду, продолжая отдавать свое тело на прокорм собственным моральным отклонениям. Давая себе передышку после долгих ночей. Это продолжалось до тех пор, пока два года назад она не встретила Яна Даршана. Этому нежному и загадочному солдату удалось усмирить ее. С первой же встречи у них начались отношения.
Целых два года она просила других медсестер сказать ей, если подразделению ВП потребуется медицинская поддержка. Она хотела быть рядом с преступлением, с его жестокостью. Ей это более или менее удавалась, вплоть до этого омерзительного дела.
Два последних года она продолжала работать дни и ночи, время от времени подчиняясь неуправляемому возбуждению. До той поры, пока не встретила Крэга Фревена. С того момента, когда она пришла к нему ночью, ее влечения стали более приглушенными. Получили точную направленность. Именно на нем сосредоточилось ее навязчивое желание. Она хотела только его. И никого другого. Даже утолив свою чувственную жажду, она желала снова вернуться к нему. Она нашла свое успокоение, нашла того самого, другого, ощутила удовольствие именно с ним делиться тем, что прежде получала только для себя.
Энн уже была готова открыть ящик лейтенанта Фревена. Ее движения были автоматическими, почти лихорадочными. Чего она боялась? Обнаружить, что ее влекло к убийце? А может быть, Фревен и есть тот убийца, которого все преследовали? Еще более коварный, чем все предшествующие. Любящий играть. А вдруг есть что-то потрясающее и жаждущее удовольствий в личности подобного типа, личности, которая находится в центре расследования и сама дирижирует собственным преследованием?
Надо остановиться. Это невозможно, только не он.
Это успокоит ее? Яну, однако, удалось поиздеваться над ней…
Тогда я не была такой, как сейчас. Я ничего не понимала!
Такая уж большая разница?
Фревен привез с собой несколько книг и блокнотов для записей. Книги по психологии и два романа Конан Дойля.
Пальцы Энн пробежались по письмам, которые лежали на самом дне ящика. Их было несколько десятков. Около сотни. Все адресованы одному и тому же человеку — Патти Фревен, его жене.
Энн закрыла металлическую крышку.
Как же ее угораздило влюбиться в человека, который любит призрака?
Влюбиться… Она наконец призналась себе.
Энн вздохнула
Рассерженная, она прошла дальше, сама не зная, на кого рассердилась. На себя или на Фревена? Рядом находилась дверь комнаты Маттерса.
Молодой сержант постоянно избегал ее взгляда.
К нему она тоже должна зайти. Он — худой, не способный убить таких колоссов, как Ларссон или Бейкер, и конечно, Маттерс не смог бы перенести тело Росдейла, чтобы подвесить его на крючья в столовой!
Но пропустить нельзя никого.
Держа в руке свечу, она вошла в комнату сержанта. Кровать была едва застелена. А может быть, почти не застелена? Энн обратила внимание, что молодой человек один из всех спрятал свой ящик под кровать. Она поставила подсвечник на прикроватный столик и, взявшись за металлические ручки, потянула к себе ящик. На нем висел замочек. К счастью, он был открыт. Маттерс запирал его только во время переездов. Она открыла ящик. Одежда, Библия… На первый взгляд, ничего особенного.
В ящике было деревянное дно. Под ним оказался тайник, который она без труда обнаружила. В нем находился довольно любопытный предмет и блокнот из коричневой кожи. Она догадалась, что им недавно пользовались, на пыльной обложке остались следы пальцев.
Маттерс прятал свой личный дневник и плетку-многохвостку из узких ремешков, со следами засохшей крови.
68
Врач, осматривавший тело Донована, был пятидесятилетним мужчиной с удлиненным лицом, изрезанным глубокими морщинами, с седоватыми густыми бровями и такими же, с проседью, волнистыми полосами.
— Это все, что я могу сказать. Смерть наступила в результате того, что ему перерезали горло. Лезвие вонзили в шею, почти до самых позвонков, и рассекли все ткани.
— Он не смог закричать? — спросил Фревен.
— О нет, конечно, нет.
— Из-за этого большая потеря крови, так ведь?
Врач утвердительно кивнул. Фревена заинтересовал один факт. У него не было времени задуматься над этим, настолько он был потрясен гибелью своих людей. Между тем, если убийца стоял над Донованом, перерезая ему горло, то его самого должно было залить кровью, это очевидно. Однако кровь была только перед дверью в комнату, одна лужица. Для того, кто был покрыт ею, это слишком мало. Что же он сделал? Вытер за собой? Конечно, нет, они бы заметили следы на полу. Он ничего не делал, они это видели. Тогда каким образом убийца смог убежать, не оставив после себя капель крови?
Он подождал. Кровь высохла на нем. А небольшое пятно перед дверью? Кровь стекла с обуви или с оружия, пока он его не убрал…
Это означало, что убийца вернулся в расположение подразделения в испачканной одежде. И никто этого не заметил?
— Оружием, конечно, служил длинный нож с широким лезвием, — прибавил врач.
— Солдатский нож?
— Совершенно верно.
Поверх плеча доктора Фревен увидел фигуру Энн, отодвигавшую занавес перед тем, как войти в эту импровизированную операционную. Он заметил, что она взволнована.
— Мне надо поговорить с вами, срочно, — сказала она.
Фревен поблагодарил врача и подошел к ней.
— Что случилось?
— Надо, чтобы вы сами на это посмотрели, — неопределенно ответила она.
Он пошел за ней на пятый этаж, где она взяла свечу и пригласила его пройти к дальней, никем не занятой кельи. Она пропустила его вперед, вошла сама и закрыла за собой дверь.
— Смотрите, — сказала Энн, ставя свечу на пол.
Через несколько секунд он увидел, что пламя дрожит, явно наклоняясь внутрь комнаты. Колебания усилились настолько, что свеча чуть не погасла.