Хищный инстинкт

Суббота Светлана

– Не выветрится, - рассеянно ответила вампирша, - теперь ты личный слуга и тебя могут призвать в любое время. Отпустить своего подопечного может только сам глава. Да ты радуйся, столько возможностей - станешь намного сильнее... Да при чем тут ты? Вы что, не понимаете? На нас напали Красные!

– Не пыли, - Корнуэлл сел на кровать, и уже не скрываясь от Кин-Кин обнял меня за плечи, - нападение явно неофициальное, и ни ты, ни Генрих, ни все ваше Гнездо, ничего не сможет им предъявить. А вот мы с Филиппой утром отправимся в Белое Крыло, сообщим новости, решим

кое-какие свои вопросы на уровне главы и подумаем, что делать дальше с красными.

Некоторое время Кин-Кин, которая поняла, что события выходят за рамки ее возможностей, ловила ртом воздух. Потом поджала губы.

– Мне кажется, вы рано списываете со счетов наше гнездо. Мне нужно срочно поговорить с Генрихом и братьями Маури. Я подозреваю причины, по которым они не хотели, чтобы Филиппа заговорила, но на всякий случае проверю все лично.

– Эй!
– я чуть не подскочила с кровати. Удержала меня только тяжелая рука оборотня.
– Я сама хочу поговорить с Маури.

– Вас на порог в замок не пустят. А встретиться с близнецами не торопись, восстанови сначала силы, - и она выплыла из комнаты. Было слышно, как в гостиной ее шаги ускорились. И в коридор она выскочила практически бегом.

К Генриху спешит. И скорее всего зря, вряд ли новый сир Гнезда захочет ссориться с соседом на основании показаний заезжей магички. Здесь нужны доказательства повесомей.

Корнуэлл спокойно поднялся, закрыл дверь на замок и вернулся в спальню. Я уже поняла, что мы находились в номере гостиницы миссис Морицы. Неожиданно мне стало неловко, рубашка показалась чрезмерно прозрачной и откровенно декольтированной, а взгляд оборотня, остановившегося на пороге, слишком пытливым. Покраснев, я облизнула и прикусила нижнюю губу.

Глава 25. Горячее восстановление

– Я... Какой из меня слуга?

– Никакой, - легко согласился оборотень, подходя к кровати.

– Я категорически против. И буду сопротивляться.

– Уже жалею главу Белого Крыла, ты же его кровь выпила. Поэтому мы завтра же поедем к нему и решим вопрос.

– Слушай. А если он прибьется чем-нибудь, предположим, случайно. Я же освобожусь?

Люшер завалился на вторую сторону широкой постели и захохотал.

– С таким слугой не удивлюсь, что он со временем действительно прибьется, причем сам. Но не паникуй раньше времени, мы попробуем договориться, я его... знаю.

Я с облегчением выдохнула. Чувствовала я себя все бодрее, и причиной усиленной регенерации были точно не мои израсходованные в ноль кольца восстановления. Если во мне кровь вампира... о...

– А как твой волк? Он же, наверное, запах неприятный чувствует?

– Ушел.

– Что?
– я застыла.

– Даже точно не знаю - когда. Из подземелья вышли, ты без сознания, суматоха, доктора... Не до него было, а сейчас не чувствую его, затаился негодяй.

Я переплела пальцы, чтобы он не увидел начавшуюся дрожь. Все время нашего знакомства я ощущала симпатию волка, по тому, как, глядя на меня, загорались расплавленным золотом глаза, как хищно смотрел на меня оборотень в лесу

перед путешествием в замок, даже по легкому трепетанию ноздрей и довольной улыбке я понимала - его волк доволен.

Если мой запах вдруг стал противен второй ипостаси, у нас с Корнуэллом почти нет шанса дальнейших отношений. Оборотни не могут долго спорить со своим животным, это для них противоестественно, как шизофрения.

А со мной точно было что-то нет так. В комнате плотно зашторены окна, еле включены светильники, а я прекрасно, до малейшей детали вижу окружающие предметы, переплетение нитей на бельевой ткани, крошечные волоски на своих руках.

– Значит я все же пахну вампиром, и поэтому волк ушел. Я совсем тебе разонравилась?

Не знаю что углядел мужчина, потому что мой голос был ровен, а лицо спокойно и сдержанно, но Корнуэлл вдруг сел, сгреб меня в объятия и взгромоздил на колени.

– Эй, а мое мнение как человека в расчет не идет? Ты мне нравишься, Эфа. Твой огонь, упрямство, честность, бесстрашие. МНЕ нравишься.

– Ты - оборотень, - напомнила я потухшим голосом.

– Шерстяной мешок подумает и вернется, - жестко сказал Корнуэлл.
– Я его за уши приволоку. И со мной, и с тобой может случиться всякое. От потери ноги до тяжелого заболевания, и что - партнеру сразу убегать?

Он жестко схватил меня за лицо, как любил - сжав подбородок между указательным и большим пальцем. Повернул мою голову к себе и усмехнулся горько.

– Случится может все, Эфа. Но если собираешься стать моей напарницей, принимай меня любым и помогай до самого конца, понятно? Как я готов принять тебя.

Его глаза оказались неожиданно близко. В них не было того пугающего животного голода, который я видела раньше. Только серая упрямая сталь человеческого взгляда. Идеально прямой нос с изящно вырезанными ноздрями. Суровый рот... который все чаще стал улыбаться именно для меня.

Я, ограниченная железной хваткой пальцев, еле заметно согласно качнула головой. Я хотела принять его, как он сказал. Полностью.

Сильный, тяжелый поцелуй, словно печать скрепляющий нас, обрушился на меня.

Его губы были властными и греховными. Жадность касания ошеломила, заставила дрожать от обжигающе острых ощущений. Когда Корнуэлл углубил поцелуй и ворвался языком, внизу сладко и томительно скрутило. Как стрелой в цель. Мое тело помнило о наслаждении, которое дарил оборотень в лесу и радостно отзывалось на его касания.

Я сжала пальцами его руку, поцеловала в ответ, неумело и горячо, так сильно как могла. И оборотень глухо застонал мне прямо в рот.

Сидеть в полупрозрачной ночной рубашке, прислонившись в нему спиной и принимать запрокинутым лицом его жалящие поцелуи было головокружительно порочно, но совершенно мало.

Я дернула за шнуровку у себя на шее, распустив стягивающие ленты и приоткрывая грудь. Мужская рука начала оглаживать ноющие холмики, принося временное облегчение.

– Ты моя девочка, - с трудом разорвав единение губ, сказал Корнуэлл, по- прежнему удерживая меня за подбородок.