Хитрая затея
Шрифт:
К Ташлину я всё-таки обратился — мол, помогите, Евгений Павлович, разобраться, что за непонятные такие явления? Кажется, мне удалось более-менее убедительно показать своё полное непонимание и тем самым притупить настороженность приказного советника, потому как он пустился в разъяснения:
— Видите ли, Алексей Филиппович, — терпеливо втолковывал мне он, — эти собиратели постоянно выискивают старинные книги и вещи, скупая их у владельцев. Понимаете, для них важно не просто обладание большим количеством предметов старины, но создание собраний по сходству этих предметов. Кто-то собирает только книги и рукописи, кто-то старинные украшения, кто-то предметы одежды и так далее. Некоторые собирают только вещи времён, скажем, Владимира Пятого, некоторые — времён Фёдора Великого. И наличие
Выглядело объяснение полне правдоподобно, но по-настоящему оценить это правдоподобие можно будет только после проверки, которую я заказал царевичу Леониду. Окажется там всё чисто по связям продавцов с покупателями — скажу спасибо Ташлину за толковое разъяснение. Отыщутся связи — придётся разбираться, откуда на самом деле взялись купленные казной предметы. Какая-то выгода для всех участвующих в этих делах должна же быть! То, что я этого не понимаю, вовсе не означает, что её нет…
Пока продолжалась эта рутина, я успел выкроить время, чтобы уделить внимание и некоторым другим своим делам. Прежде всего я изыскал возможность зайти к генералу Бервальду и поговорить с поручиком Фильцевым. Я несколько успокоил поручика, сказав, что убийство его сестры самым тщательным образом расследует очень дельный губной пристав, а заодно попытался выяснить, не знает ли Владимир Георгиевич что-то о мужчине, тело которого нашли вместе с Ташлиной. Увы, но он даже понятия не имел, кто бы это мог быть. Впрочем, иного я не ждал — что Ташлин, что его покойная супруга показали себя любителями и умельцами по части всяческих тайн и умолчаний. А вот краткая беседа с самим генерал-бригадиром меня воодушевила — Генрих Арнольдович сообщил, что в Военной палате уже почти готов официальный отчёт об испытаниях нашего оружия в бою, и вот уже на днях этот отчёт представят царю. Ну что, новость стоило признать хорошей, и ради такого случая я даже на обратном пути заглянул в родительский дом, чтобы порадовать отца и Василия. Теперь оставалось дождаться ещё более приятных новостей в виде царских наград и большого казённого заказа…
Однако раньше до меня успела дойти другая новость, тоже очень даже хорошая. Из Александрова посыльный доставил письмо от Самойлова и списки с разрядных листов моих заводских учеников. Что ж, мои предположения подтвердились — только у двоих разряды остались прежними, остальным же тридцати девяти разряд по итогам испытаний повысили. Всё, аргументы для заключения с казёнными заводами договоров на обучение у меня их работников у нас теперь появились, и аргументы очень весомые. И, кстати, не только для казённых заводов, поэтому я устроил себе перерыв в изучении бумаг Палаты государева двора и отправился к профессору Маевскому.
— Невероятно, Алексей Филиппович! Просто невероятно! — профессор Маевский наконец-то смог оторваться от бумаг. — Я даже не мог предположить, что ваша метода обучения столь благотворна!
— Ну почему же, Михаил Адрианович, — демонстративно поскромничал я. — Я так понимаю, любое систематическое обучение благотворно. У меня самого, кстати, после университета тоже разряд повысился.
— Вот как? — профессор ненадолго задумался. — По-вашему, после учёбы в университете тоже следует проходить испытание на разряд одарённости?
— Не знаю, — особой уверенности в надобности такого у меня и правда не было. — Это, как я понимаю, решать университетскому начальству, а то и Палате народного просвещения.
— А перед началом обучения ваши ученики испытания проходили? — вот что значит настоящий учёный, огрех в постановке эксперимента заметил почти что сразу.
— Нет, только при окончании народных школ и гимназий, — хорошо ещё, что эксперимент я на самом-то деле и не проводил.
— Не думаете при следующем наборе учеников такое испытание провести? — поинтересовался Маевский.
— Пожалуй, — согласился я. — Хотя бы единожды такое сделать следует, для чистоты эксперимента.
— Вот это вы верно заметили,
Я поблагодарил профессора Маевского за ценный совет, пообещал непременно им воспользоваться, на том мы и простились. Михаил Адрианович абсолютно прав, и диссертации моей оно на пользу пойдёт, и мне самому будут понятнее возможности моей учебной методики.
Что ж, такая череда хороших новостей меня, конечно же, радовала. Тут бы ещё хоть какую, не обязательно даже хорошую, новость по розыскному делу, но с этим пока что всё оставалось по-прежнему грустным и беспросветным.
Впрочем, отсутствие новостей в розыске вовсе не означало, что эти новости придут сами собой. Их надо было искать, и если Крамниц усердно искал их по своей части, то и мне грех было бы от тех поисков уклоняться. Я снова принялся за бумаги Палаты государева двора, но уже довольно скоро понял, что пока у меня не будет хоть какой-то ясности с получателями выплат, делать тут мне решительно нечего, а потому под большим секретом поделился с боярином Висловатовым необходимостью довести итоги своих расспросов и чтения служебных бумаг до государя, и уж что и как будет после моего доклада, государь и решит. Подвоха главноначальствующий Палатой вроде не заподозрил. Или показал мне, что не заподозрил, уверенности тут у меня не было.
Правда, вопрос с присутствием либо отсутствием Ташлина дома в ночь, когда был застрелен вор, мне удалось частично прояснить. За четыре дня до происшествия Евгений Павлович сказался больным и испросил седмицу без начисления жалованья. Но такое прояснение тут же повлекло за собой и вопрос о том, где же Ташлин в ту самую ночь был, то есть Крамницу я никак не помог, только работы ему добавил. Ну ладно, ему-то, в отличие от меня, за неё жалованье платят.
Я снова засел за диссертацию, и пару дней провёл за письменным столом с перерывами на еду и сон, а на третий Иван Адамович убедительно доказал мне, что то самое жалованье получает не зря и что методичная хорошо организованная работа всегда приводит к успеху.
— Приезжайте, Алексей Филиппович, — даже обычное для здешних телефонов искажение голоса не могло справиться с радостью, коей был преисполнен его голос, — наш «В.Д.» нашёлся!
[1] См. роман «Семейные тайны»
Глава 15. «В.Д.»
Да, с поисками белошвейки Крамниц попал, что называется, в самое яблочко. Обходя одну мастерицу за другой, его подчинённые в конце концов отыскали некую Алёну Курову, признавшую в предъявленных ей вещах свою работу и показавшую, что метку «В.Д.» она вышивала на них для своего постоянного заказчика Викентия Васильевича Данилевича. Дальше пошло обычным чередом — Крамниц установил, что речь идёт о тридцатишестилетнем отставном капитане артиллерии, уволенном от службы из-за ухудшения зрения после контузии, кавалере ордена Михаила Архангела четвёртой степени с мечами и Сибирского креста заслуг, также с мечами, проживающего в собственном доме нумер четыре в Серебряном переулке. По этому адресу Иван Адамович отправил наряд губной стражи, каковой и доставил в Знаменскую губную управу Дементия Петрова Силаева, сорока одного года от роду, православного вероисповедания, мещанина, назвавшегося слугою Данилевича. К моему прибытию Крамниц уже успел провести предварительный допрос Силаева и, прежде чем продолжить, поделился со мной полученными сведениями.
Тело, всё ещё хранившееся в прозекторском леднике, Силаев опознал. Одежду и обувь хозяина Силаев тоже признал, заодно назвал портного и сапожника, у коих Викентий Васильевич одевался и обувался, так что и им теперь можно предъявить вещи для опознания, хотя, насколько я понимал, надобность в том уже отпала.
Жил Данилевич, по словам Силаева, на доходы с имения и ценных бумаг, не бедствуя, но и не роскошествуя. Из прислуги, кроме самого Силаева, имелась ещё приходящая поломойка Авдотья Милахина, жившая неподалёку, собственно, и всё. Кухню Данилевич не держал, и дома обходился только чаем, который заваривал сам, да баранками, за которыми посылал Силаева, обедал же и ужинал в трактирах, а по воскресеньям и праздникам — в ресторациях.