Хладнокровное убийство
Шрифт:
Дьюи и его коллега по Канзасскому бюро расследований, агент Кларенс Дунц, стояли, ожидая пока освободится столик в «Комнате свиты». Оглядывая привычную галерею обедающих — гладкие бизнесмены и заскорузлые от солнца владельцы ранчо, — Дьюи кивал хорошим знакомым: окружному коронеру, доктору Фентону; управляющему отеля Тому Махару; Харрисону Смиту, который в прошлом году баллотировался на должность прокурора округа и проиграл выборы Дуэйну Уэсту; а также Герберту У. Клаттеру, хозяину фермы «Речная Долина» и однокласснику Дьюи по воскресной школе. Одну минуточку! Разве Герб Клаттер не умер? И разве Дьюи не присутствовал лично на его похоронах? И однако он сидел в угловой кабинке «Комнаты свиты». Смерть не изменила его живых карих глаз и приветливого лица с квадратным подбородком.
— Гляди.
— Куда?
— Вон, в углу.
— Будь я проклят!
Хикок и Смит! Но момент узнавания оказался обоюдным. Эти ребятки почуяли опасность. Вскочив на ноги, они выломились сквозь наборные окна «Комнаты свиты», а за ними выскочили Дунц и Дьюи. Они помчались по Мэйн-стрит мимо ювелирного магазина Палмера, аптеки Норриса, кафе «Гарден», потом повернули за угол, понеслись к складу, забежали внутрь, выбежали и затеяли игру в прятки между белых башен зернохранилища. Дьюи и Дунц выхватили пистолеты, но стоило им прицелиться, произошло нечто сверхъестественное. Внезапно, совершенно непостижимым образом (словно во сне!), все поплыли — и преследуемые, и преследователи — по глади страшенной ширины воды, которую Торговая палата Гарден-Сити величала «Самым большим в мире БЕСПЛАТНЫМ плавательным бассейном». Только детективы начали настигать свою дичь, как вновь непонятно почему (как это могло случиться? Спит он, что ли?) картинка растаяла и возник уже другой ландшафт: кладбище Вэлли-Вью, серо-зеленый остров могил, деревьев и усыпанных цветами дорожек, умиротворяюще-тенистый, шелестящий листвой оазис, лежащий подобно прохладной тени облака на сверкающих пшеничных равнинах к северу от города. Но теперь Дунц исчез, и Дьюи продолжал преследование в одиночку. Хотя он никого не видел, ему было совершенно ясно, что преступники скрываются среди могил, присев за чьим-нибудь надгробным камнем, может быть даже за надгробием его собственного отца: «Элвин Адаме Дьюи, 6 сентября 1879 г. — 26 января 1948 г.». Держа пистолет наготове, он полз между торжественными рядами памятников, пока не услышал смех, и, проследив, откуда он доносится, увидел, что Хикок и Смит вовсе не скрываются, а стоят на пока еще не обозначенной памятником общей могиле Герба, Бонни, Нэнси и Кеньона. Стоят, широко расставив ноги, уперев руки в бока, откинув назад головы, и смеются. Дьюи выстрелил… потом еще раз… и еще… Но ни один из преступников не упал, хотя он обоим ровно три раза попал в самое сердце; они просто начали довольно медленно растворяться в воздухе, постепенно становясь невидимыми, бесплотными, а громкий смех обступил Дьюи со всех сторон, пока он, склоняясь под ним, как под ветром, не побежал прочь, полный таким страшным отчаянием, что оно его разбудило.
Когда он проснулся, взмокший и всклокоченный, словно перепуганный десятилетний мальчишка, в комнате — это был кабинет в офисе шерифа, где он заперся перед тем, как отключился за столом, — стало уже почти совсем темно. Прислушавшись, он различил звонок телефона миссис Ричардсон в смежном кабинете. Но она не снимет трубку: офис уже закрыт. Направляясь к выходу, он прошел мимо надрывающегося телефона с решительным безразличием, но вдруг передумал. Это могла звонить Мэри, которая хочет выяснить, когда он пойдет домой и когда ей подавать обед.
— Будьте добры мистера Э. А. Дьюи, это звонят из Канзас-Сити.
— Дьюи слушает.
— Говорите, Канзас-Сити. Абонент на проводе.
— Эл? Братец Най.
— Да, Братишка.
— Готовься услышать очень большие новости.
— Я готов.
— Наши друзья здесь. Непосредственно в Канзас-Сити.
— Как ты узнал?
— Ну, они не делают из этого большой тайны. Хикок выписывает чеки половине города, причем использует свое настоящее имя.
— Настоящее имя. Значит, задерживаться он не собирается — или же чувствует себя чертовски уверенно. Так Смит все еще с ним?
— О, они оба в полном порядке. Но уже сменили машину. «Шевроле» тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, черно-белый, двухдверный.
— Номера канзасские?
— Номера канзасские. И знаешь, Эл, нам повезло! Они купили телевизор, понимаешь? Хикок дал продавцу чек. А когда они отъезжали, парень догадался записать на чеке номер их лицензии. Лицензия № 16212 округа Джонсон.
— Регистрацию проверили?
— И знаешь что?
— Машина краденая.
— Несомненно. Но номера определенно поменяли. Наши друзья сняли их с разбитого «Де Сото» в местном гараже.
— Известно когда?
— Вчера утром. Шеф [Логан Сэнфорд] объявил тревогу и разослал по всем постам описание автомобиля и номер лицензии.
— А ферма Хикока? Если они до сих пор в этих краях, мне кажется, рано или поздно они туда заглянут.
— Не беспокойся. За фермой мы наблюдаем. Эл…
— Я здесь.
— Вот чего бы я хотел на Рождество. Все, чего я хочу. Покончить с этим делом. Покончить и проспать до Нового года, разве это не классный подарок?
— Что ж, я надеюсь, ты его получишь.
— Я надеюсь, мы оба его получим.
Позже, пересекая темную площадь перед зданием суда, задумчиво шурша ботинками по стихийно образовавшимся курганам сухих листьев, Дьюи спрашивал себя, почему он не ликует, почему теперь, когда он узнал, что подозреваемые не затерялись где-нибудь на Аляске, или в Мексике, или в Тимбукту, когда их с минуты на минуту могут арестовать, — почему он не испытывает ни малейшего душевного подъема? Во всем виноват этот сон, оставивший после себя ощущение монотонной работы; из-за него Дьюи с сомнением воспринял сообщение Ная — в некотором смысле просто ему не поверил. Вряд ли Хикока и Смита поймают в Канзас-Сити. Они неуязвимы.
На Оушн-драйв, 335 в Майами-Бич находился отель «Сомерсет», маленькое квадратное здание, окрашенное в более или менее белый цвет с сиреневой отделкой, в том числе и с сиреневой вывеской, на которой было написано:
СВОБОДНЫЕ КОМНАТЫ —
САМЫЕ НИЗКИЕ РАСЦЕНКИ —
БЛАГОУСТРОЕННЫЙ ПЛЯЖ —
ГАРАНТИРОВАННЫЙ БРИЗ.
Небольшой отель стоял в ряду таких же отелей, идущем вдоль белой унылой улицы. В декабре 1959 года «благоустроенность» пляжа, которую предоставлял «Сомерсет», заключалась в двух пляжных зонтиках, воткнутых в полоску песка на задах отеля. На одном из зонтиков — розовом — была надпись: «Мы подаем мороженое „Валентайн"». В полдень на Рождество вокруг этого зонтика и под ним расположились четыре женщины и развлекавший их транзистор. Второй зонтик, голубой, на котором был написан призыв «Загорай с „Коппертоном"», укрывал от солнца Дика и Перри, которые уже пять дней жили в «Сомерсете» в номере на двоих за восемнадцать долларов в неделю. Перри сказал:
— Ты мне еще не пожелал веселого Рождества.
— Веселого Рождества, дружок. И счастливого Нового года.
Дик был в плавках, а Перри, как и в Акапулько, отказался выставлять на обозрение свои покалеченные ноги — боялся, что их вид может оскорбить чувства остальных посетителей пляжа, — и поэтому сидел совершенно одетый, даже в носках и ботинках. Однако он не испытывал большого неудобства, и когда Дик стал выполнять физические упражнения — стойку на голове, которой надеялся произвести впечатление на дам под розовым зонтиком, — Перри погрузился в чтение «Майами геральд». На развороте была напечатана статья, которая приковала его внимание. В ней рассказывалось об убийстве одной семьи во Флориде: мистера и миссис Клиффорд Уокер, их четырехлетнего сына и двухлетней дочери. Всем жертвам прострелили голову из ружья 22-го калибра, правда, их никто не связал и не залепил им рты. Это лишенное очевидного мотива и улик преступление произошло ночью, в субботу 19 декабря, в доме Уокеров на ранчо недалеко от Таллахасси.
Перри прервал гимнастические упражнения Дика, чтобы прочитать ему вслух эту историю, и спросил:
— Где мы были в прошлую субботу ночью?
— В Таллахасси?
— Это я тебя спрашиваю.
Дик сосредоточился. В четверг ночью, по очереди садясь за руль, они выехали из Канзаса, потом через Миссури попали в Арканзас, а оттуда по плато Озарк поднялись к Луизиане, где им пришлось остановиться в пятницу утром, поскольку сгорел генератор. (На замену они купили в Шривпорте подержанный за двадцать два пятьдесят.) В ту ночь они спали в машине на обочине дороги где-то возле границы между Алабамой и Флоридой. На следующий день, когда можно было больше не спешить, они позволили себе некоторые туристические развлечения — посетили ферму, где разводят аллигаторов, и ранчо, на котором выращивают гремучих змей, прокатились на лодке с прозрачным дном по серебристо-прозрачному озерцу и, наконец, в придорожном ресторанчике долго наслаждались дорогим обедом в виде жареного омара. Восхитительный день! Но оба они вымотались и, когда добрались до Таллахасси, решили заночевать там.