Хлеб по водам

Шоу Ирвин

Стрэнду даже думать не хотелось, чем занимается Роллинз в Уотербери, пытаясь выручить Ромеро из тюрьмы. То, как он говорил о людях, с которыми хотел повидаться и которые якобы имели опыт в подобных делах, подсказывало: Роллинз вряд ли будет просить ссуду в банке или продавать акции, чтобы набрать нужную сумму. Стрэнд подозревал, что общаться он будет с людьми, пребывающими, мягко говоря, не в ладах с законом, а возможно, даже с отъявленными преступниками. И что эти люди взамен на услугу, оказанную Роллинзу, несомненно, потребуют ответной, куда более значительной. Перед мысленным взором Стрэнда промелькнули сцены ограблений, угонов автомашин, поджогов и прочих, типичных для негритянских гетто преступлений, столь хорошо и печально известных тем, кто читает газеты и смотрит телевизор.

А сам он тем временем торжественно восседал за обеденным столом в окружении своих подопечных — чистеньких и аккуратно одетых к обеду мальчиков, которые, по крайней мере за столом, вспоминали о манерах, в свое время привитых им матерями и няньками. Поведение чернокожих мальчиков, которых он обучал прежде, заставляло усомниться в абсолютной достоверности того, что писали газеты о пресловутых этнических группах тинэйджеров — в тех случаях, конечно, когда они не называли их хулиганьем. Вообще-то сам Роллинз, насколько было известно Стрэнду, был абсолютно честным парнем, но в ситуации, подобной этой, когда его друга покинули все и судьба несчастного теперь была, как казалось Роллинзу, целиком в его руках… Короче, у Стрэнда возникло тревожное ощущение, что он сделал ошибку, позволив Роллинзу уехать из кампуса. Мальчика не было за столом, и это лишь усиливало тревогу учителя. После обеда он собирался пойти к Бэбкоку и сказать, что не мешало бы позвонить родителям Роллинза и предупредить их, чтобы глаз не спускали с сына.

Но Стрэнда останавливала мысль о том, что Роллинз, который доверился ему, сочтет это предательством, отнесет его к лагерю взрослых, входящих в так называемый истеблишмент, которые объединились в борьбе против таких, как сам он, Роллинз, и его дружок Ромеро. Стрэнд долго мучился и в конце концов решил не говорить ничего. Его растрогали слова Роллинза об отношении к Ромеро и твердая решимость спасти друга. И он сказал себе: ничего, можно и подождать, одна ночь ничего не решает.

Он засиделся допоздна, пытался читать, два раза поднимался наверх, заглянуть в комнату Роллинза. Может, он вернулся и тихонько проскользнул к себе?.. Но обе кровати были пусты. Он то и дело поглядывал на часы. С учетом разницы во времени в Париже теперь шесть утра, а прилететь Лесли должна была в полночь, опять же по европейскому времени. Стрэнд знал, что не уснет, пока не позвонит в аэропорт Кеннеди и не узнает, благополучно ли приземлился самолет «Эр Франс».

Он должен был сделать еще один звонок, но все время оттягивал этот момент. Надо было поговорить с Расселом Хейзеном. Хейзен был очень резок с ним в последнем разговоре, и Стрэнду было нелегко простить оскорбительные слова, которые он услышал от него в свой адрес по телефону. Но ведь в конечном счете этот человек был его другом и он, Стрэнд, был столь многим обязан ему, что это, следовало признать, значительно перевешивало небольшую и вполне объяснимую вспышку раздражения. Он знал: Хейзену не понравится то, что он ему скажет. А собирался Стрэнд рассказать ему о допросе агентами ФБР. Он чувствовал, что просто обязан предупредить Хейзена и что рано или поздно позвонить все равно придется. «Подожду, пока он не вернется с обеда, — твердил про себя Стрэнд, — времени еще предостаточно. Но обязательно надо предупредить прежде, чем Хейзен увидит утренние газеты».

Он выждал до половины одиннадцатого, затем набрал номер. Никто не подошел. В трубке прозвучало гудков десять, не меньше, затем Стрэнд положил ее на рычаг.

Он испытал мгновенное облегчение, которое вскоре снова сменилось тревогой. Взял книгу и перечитал одну страницу несколько раз, не в силах понять, о чем идет речь. Захлопнул книгу, поднялся, пошел на кухню, взял бутылку виски, стоявшую на полке в буфете с того самого времени, как он купил ее в начале семестра. Плеснул виски в стакан, добавил воды и льда и уселся перед камином в гостиной со стаканом в руке, прислушиваясь к вою ветра за окном. И вдруг услышал стук во входную дверь. Он поспешил к двери и открыл ее. На пороге стоял Роллинз. Паренек натянул капюшон футболки на голову, края его окаймлял иней, отчего мальчик походил на старичка с седой бородой. Роллинз дул на замерзшие руки, но на лице его сияла улыбка.

— Входи,

входи же скорей, — сказал Стрэнд.

— Спасибо, сэр, — ответил Роллинз.

Стрэнд затворил за ним входную дверь. Роллинз прошел в гостиную и встал перед камином — погреться.

— От самой автобусной остановки пришлось топать пешком, — сказал он. — Продрог до костей. Здорово, когда в комнате камин… — Потом покосился на стакан, который Стрэнд держал в руке. — А в той бутылке, откуда вы это взяли, случайно, ничего не осталось?

— Э-э… действительно, ночь выдалась довольно холодная… — неопределенно протянул Стрэнд.

— Что правда, то правда, мистер Стрэнд. В следующий раз, когда буду выбирать, за какую школу гонять мячик, постараюсь, чтобы она находилась как можно южнее от линии Мейсона-Диксона. [40] Или, еще лучше, где-нибудь на Гавайях.

— Это, конечно, против правил. Если кто-то узнает…

— Да я раньше в ящик сыграю, — мрачно заметил Роллинз.

— Ладно, оставайся здесь и грейся, — сказал Стрэнд и пошел на кухню. Налил щедрую порцию виски, добавил совсем немного воды и, вернувшись в гостиную, протянул выпивку Роллинзу. Тот взял стакан — он выглядел совсем крошечным в его огромной ручище — и слегка поболтал янтарную жидкость, откровенно любуясь ею. А потом приподнял стакан в руке.

40

Южная граница штата Пенсильвания, проведенная в 1763–1707 гг. английскими геодезистами Мейсоном и Диксоном. До начала Гражданской войны эта линия символизировала границу между свободными и рабовладельческими штатами.

— Что ж, за джентльмена, который изобрел этот напиток! — Роллинз отпил большой глоток и удовлетворенно вздохнул: — С ним и зима нипочем, верно? — И тут же снова стал серьезным. — Ну, есть какие новости со вчерашнего дня?

— Да нет, ничего особенного. Разве что Хитц улетел в Вашингтон, показаться врачу.

— На восемнадцать лет опоздал, — мрачно заметил Роллинз. Затем лицо его просветлело. — Зато у меня есть новости. Горячие новости.

Фраза встревожила Стрэнда.

— Горячие, ты сказал?

— Не беспокойтесь, банк я не грабил, если вы этого боитесь. Все законно. Строго законно. — Роллинз извлек из кармана туго набитый бумажник. — Вот, полюбуйтесь, — сказал он. — Ровнехонько десять тысяч долларов. Завтра, прямо с утра, пойду в тюрьму и быстренько вытащу Ромеро из этой грязной дыры. И даже еще кое-что останется — угостить этого тощего сукина сына обедом, какой ему и не снился!..

Речь его была несколько неразборчива, и Стрэнд догадался: это скорее всего не первый глоток виски за вечер.

— От хождений в тюрьму толку не будет, — заметил Стрэнд. — Уверен, придется соблюсти целую кучу формальностей. Надо предупредить адвоката, что ты к нему зайдешь с деньгами. Если, конечно, они, как ты говоришь, получены законным путем.

— Клянусь жизнью матери.

— Адвокат проследит за тем, чтобы все было сделано как положено, — сказал Стрэнд, изображая знатока законов, каковым на самом деле никогда не был. Однако он понимал, что если этот чернокожий паренек в футболке с капюшоном заявится к судье с десятью тысячами долларов в кармане, процесс может замедлиться, если не сказать хуже. — Я попрошу мистера Бэбкока позвонить адвокату. Сам я не знаю, где находится его офис. Вообще-то, — добавил Стрэнд после паузы, — я даже не знаю толком, где в данный момент находится Ромеро. Возможно, его куда-то перевезли. В более приличную тюрьму.

— Приличных тюрем не бывает, мистер Стрэнд, — заметил Роллинз.

— Можешь ответить мне на один вопрос?

— Да, — нехотя ответил Роллинз.

— Где ты раздобыл деньги?

— Вам действительно так хочется это знать?

— Мне — нет. Но власти могут заинтересоваться.

Роллинз отпил еще один большой глоток виски.

— Собрал, — сказал он. — По друзьям.

— По каким таким друзьям?

— Вы что, мне не доверяете? — без обиняков спросил Роллинз.

— Доверяю. Тебе — да. Но в это замешаны другие люди и…