Хлеб по водам
Шрифт:
— Неким странным образом, — устало заметил он, — мы постепенно утратили понятие о гармонии в архитектуре. И однако же заведение это весьма полезное. — Он взглянул на часы. — Боюсь, мне пора в контору.
— Вы работаете по субботам?
— О, это мой любимый день недели. В офисе никого, тихо, спокойно, телефон не звонит, на столе поджидает стопка аккуратно сложенных бумаг. Я покупаю сандвич и бутылку пива, вхожу, снимаю пиджак, расстегиваю верхнюю пуговицу воротничка и чувствую себя мальчишкой, который готовится к экзамену в твердой уверенности, что успешно сдаст его. А чем вы занимаетесь днем по субботам?
— Ну… —
Стрэнд почувствовал, что собеседник, идеал наслаждения которого сводился к тому, чтобы сидеть в пустом офисе и ковыряться в груде бумаг, взирает на него с любопытством и даже неким недоумением. Точно на представителя какой-то новой, незнакомой ему разновидности человеческой породы.
— Часто ходите на стадион?
— Нет, редко.
— А знаете, у меня есть постоянный пропуск в ложу владельца. Может, как-нибудь погожим субботним днем я плюну на свою контору и мы пойдем и посмотрим вместе игру? Вы не против?
— С удовольствием.
— Тогда, думаю, дождемся, пока не приедет команда из Бостона. Посмотрю в расписании матчей. Ну а что зимой?
— Зимой?
— Я хотел спросить: что вы делаете по субботам в зимнее время?
— Ну… — протянул Стрэнд, — когда в Музее современного искусства показывают какой-нибудь старый фильм, стараюсь попасть на него.
Хейзен энергично стукнул кулаком по собственной ладони.
— Вот оно! Музей современного искусства. Именно там я вас и видел. На картине с Бастером Китоном. [10]
10
Китон, Бастер (1896–1906) — выдающийся комедийный актер немого кино.
— Вам нравится Бастер Китон? — несколько недоверчиво спросил Стрэнд.
— Я помечаю картины в программке, которую они мне посылают, и если удается вырваться, стараюсь посмотреть. — Хейзен усмехнулся, отчего разноцветные синяки на лице сложились в новый рисунок. — Да и потом, кому же может не нравиться Бастер Китон? Любой, кто посмеет заявить противное, — с мрачной насмешливостью добавил он, — будет лишен права голоса. Нет, если серьезно, — добавил он после паузы, — я стараюсь смотреть и все картины с Гарбо. Она напоминает о том, как пали нравы. Прежде идеалом для нас являлась богиня, а кому мы теперь поклоняемся? Каким-то официанткам. Дорис Дей… И еще эта ужасная женщина, Фасетт. — Он снова взглянул на часы. — Привык придерживаться распорядка. Каждую субботу прихожу в офис ровно в час дня. Если опоздаю хотя бы на две минуты, сторож, что дежурит внизу и впускает меня, наверняка позвонит
Они пожали друг другу руки.
— Получил огромное удовольствие от этой прогулки, — сказал адвокат. — Может, если в следующую субботу оба будем в городе, повторим?
— Ну, я-то точно буду в городе, — отозвался Стрэнд.
— Тогда я вам позвоню. Наслаждайтесь Берлиозом.
Стрэнд смотрел, как Хейзен проворно забирается в такси, на миг заслонив своей крупной фигурой дверцу.
Бастер Китон, о Боже!.. Как только машина отъехала, Стрэнд достал конверт и взглянул на билеты. Пятый ряд партера… Этот человек знал, на что тратить деньги. С радостным замиранием сердца учитель убрал билеты обратно в карман и повернул к дому.
Глава 4
Берлиоз… Ревущий поток звуков.
На лоб легла прохладная женская рука. «Ты нужен мне», — прозвучал чей-то голос. Он пытался открыть глаза и взглянуть, чья это рука лежит у него на лбу, но не было сил поднять веки. Чья бы то ни была…
— Что-то я не пойму… — сказал мальчик.
Они с Ромеро находились в маленьком кабинетике Стрэнда. Стрэнд сам попросил ученика задержаться на минутку после занятий и тем не менее удивился, увидев, как тот входит в его кабинет.
— Я ведь уже объяснил, — терпеливо продолжил Стрэнд. — Просто рассказал о тебе одному своему… другу, новому знакомому. А тот оказался очень влиятельным человеком и просил передать, что, если ты заинтересован в продолжении образования, он попытается похлопотать, чтобы ты получил стипендию…
— Ага, ага, — пробормотал Ромеро. — Все это мы уже слышали. Я хочу знать: почему он зациклился именно на мне?
— Я назвал тебя многообещающим, — ответил Стрэнд.
— Никаких обещаний я никому не давал, — угрюмо заявил мальчик.
— Да не в том смысле, — сказал Стрэнд. После долгого и утомительного рабочего дня он с трудом сохранял терпение, разговаривая с этим маленьким смуглым оборванцем, подозрительно и мрачно взиравшим из-под копны спутанных волос. На Ромеро красовались бесформенные синие джинсы, грязные тапочки и линялая футболка, которая была явно ему велика и, вполне возможно, когда-то украдена из раздевалки. Парнишка стоял, небрежно привалившись к столу, и нетерпеливо теребил в пальцах незажженную сигарету. На футболке значился помер: «17». Ромеро ходил в ней на занятия каждый день, и в сознании Стрэнда число 17 стало ассоциироваться с убогой атмосферой школы. — Я имел в виду, что из всех моих учеников, у кого нет возможности самостоятельно поступить в колледж, ты проявил наиболее оригинальный склад мышления.
— Шутите, что ли, профессор? — ухмыльнулся Ромеро. — На самом деле вы небось сказали совсем иначе. Что у вас в классе имеется парень, наличие которого доказывает, что не все пуэрториканцы дебилы. Спорим, что так?
— Я не собираюсь с тобой спорить, — отрезал Стрэнд, уже сожалея, что заговорил с Хейзеном о мальчишке. — И оставь, пожалуйста, в покое свои пуэрториканские проблемы. Моего друга интересуют проблемы образования, у него много полезных связей. Он считает, что наиболее способным ученикам следует дать шанс…