Хлеб по водам
Шрифт:
Стрэнд повесил трубку.
— Она ела, — сообщил он жене.
— Обещай, что не будешь орать на нее, — попросила Лесли.
— Пусть муженек на нее орет, — огрызнулся Стрэнд. — У меня на это просто нет сил. — Он взял журнал и пошел в кухню — единственное помещение в доме, где можно было читать. Уселся за стол и уставился на карикатуры, которые вовсе не казались смешными в пронзительном свете неоновой лампы, которую установила здесь Лесли, когда обнаружила, что не может читать и шить без очков.
— Ну, — сказала Лесли, — давай теперь ты. С самого начала.
Они сидели в гостиной, где царил полумрак, поскольку в каждой комнате осталось лишь по одной лампе, остальные были упакованы. Едва войдя, Элеонор принялась расспрашивать их о психологическом
— Моральный дух столь высок, что это почти пугает, — сообщил Стрэнд.
Сидевшая на краешке стула, Элеонор выглядела помолодевшей и казалась Стрэнду еще красивее, чем прежде. И еще в ней появилась некая раскованность. Никакого намека на раскаяние не наблюдалось.
— Началом, — ответила матери молодая женщина, — было прошлое лето, не это, а именно прошлое, когда я положила на него глаз. А встретились мы на вечеринке в Бриджгемптоне. И в тот же вечер я решила: вот мужчина, который мне нужен.
Лесли покосилась на Стрэнда. Сам он знал, что на лице у него отражается все, что он думал о дочери в данный момент. Причем не важно, замужем она или нет.
— Через неделю он сделал мне предложение, — с еле уловимым оттенком торжества продолжила Элеонор. — Но он предупредил меня, что рано или поздно непременно уедет из Нью-Йорка и будет издавать газету в каком-нибудь маленьком городке, возможно, за тысячи миль отсюда. И еще сказал, что не верит в браки, где муж живет в одном городе, а жена — в другом. Ну а я ответила: «Нет уж, спасибо, друг мой». Ну и мы… э-э… просто продолжали встречаться. Он представил меня своей семье. Надо сказать, исключительно милые люди. Приняли меня хорошо, все, кроме матери. Я ей, похоже, не понравилась с первого взгляда. Что и понятно. Она родилась в Италии, католичка, не пропускает ни одной воскресной мессы. И если еще была готова снисходительно смотреть на то, что ее дорогой сыночек время от времени ускользает из дома провести уик-энд с протестанткой-искусительницей, то одна лишь мысль о возможном браке повергала ее в ужас. Она готова была часами простаивать на коленях со свечой в руках перед статуей Девы Марии, лишь бы этого не случилось. Можете себе представить? Это в наши-то дни!..
Да, подумал Стрэнд. Представить легко. В наши дни проливаются моря крови — и лишь по той причине, что одни люди верят в одного Бога, а другие — в другого. И кровь еще не рожденных младенцев льется по той же самой причине. В этом смысле мать Джузеппе Джанелли являлась более современной женщиной, чем его собственная дочь.
— «Ничего, рано или поздно старушка смирится», — говорил мне Джузеппе, — продолжила свое повествование Элеонор. — Когда ее не было на горизонте, все шло прекрасно, и наша веселая жизнь так бы и шла своим чередом, но тут… — она сделала паузу, и голос ее зазвучал мрачно, — …тут он вдруг поехал в Джорджию, и какой-то человек сказал ему там, что он должен немедленно браться за дело. То есть издавать газету. Он позвонил мне из Джорджии и все рассказал. Кажется, и в этом случае не обошлось без Рассела. Он вам что-нибудь говорил?
— Да, — ответил Стрэнд.
— Джанелли заявил, что теперь у него есть работа, — лицо Элеонор стало серьезным, даже несколько скорбным, — и что, если я хочу видеть его снова, надо пожениться, причем немедленно. — Она вздохнула. — Джузеппе звонил мне из Джорджии ровно в семь часов вечера. Я сказала, что должна подумать. Он дал мне время — до утра. Мамочка! — воскликнула вдруг Элеонор. — Я просто не могу без него жить!.. Что бы ты сделала, если бы папа предъявил тебе такой ультиматум и ты бы при этом точно знала, что он не шутит?
Лесли перегнулась через стол и взяла Стрэнда за руку.
— Я бы поступила в точности так же, дорогая, — ответила она.
— Ну и доказала бы тем самым, что ты просто дура! — рявкнул Стрэнд.
— Ничего подобного, — с мягким укором произнесла Лесли.
— Утром я позвонила Джузеппе и сказала ему «да», — еле слышно прошептала Элеонор.
— Но почему именно Лас-Вегас? — сердито спросил Стрэнд. — И вообще, зачем понадобилось пороть такую горячку?
— А что бы ты предпочел? — Элеонор поднялась и начала расхаживать по комнате. — Пышную свадьбу со священником и родственниками, поющими «О соле мио»? И с его мамочкой,
— Прекрати кривляться, — сказала Лесли. Она встала, обняла Элеонор и поцеловала в лоб. — Раз ты счастлива, то и мы тоже счастливы.
Через плечо матери Элеонор вопросительно взглянула на Стрэнда:
— Ты тоже так думаешь, пап?
— Полагаю, что да, — устало ответил Стрэнд. — Ну а где сейчас твой муж?
— В Грэме, штат Джорджия. Один из самых быстро развивающихся, но пока что еще очень милый и тихий старомодный городок во всем Солнечном поясе [31] Соединенных Штатов. Собрания Ротари-клуба [32] проходят по вторникам.
31
Солнечный пояс — собирательное название штатов крайнего юга, юго-запада и запада США.
32
Местное отделение организации «Ротари Интернэшнл»; ежегодно через эти клубы, членами которых являются люди самых разных профессий, осуществляется до тридцати тысяч полезных проектов.
Стрэнд никак не мог понять, смеется дочь или плачет.
— Ну а твой муж? Он собирается здесь появиться или нет?
— Только под покровом ночи. Вообще-то он храбрый парень. Но недостаточно смел, чтоб предстать перед мамочкой, по крайней мере в течение года или двух. Так вы благословляете мой брак или нет? — Элеонор отошла от Лесли и вызывающе смотрела на родителей.
— Я тебе не папа римский. И благословения не по моей части, — проворчал Стрэнд, а потом поднялся и обнял ее. — А вот поцеловать тебя могу.
Элеонор стиснула отца в объятиях.
— Не кажется ли тебе, что теперь самое время поднять тост за молодых?
— В доме ни капли! — сердито воскликнул Стрэнд. — Твой братец Джимми все выпил.
Элеонор расхохоталась, а Лесли лишь вздохнула:
— Ах, Аллен, Аллен…
— Ну и ладно. — Элеонор и уселась за стол. — Время еще детское. Расскажите мне о своей поездке.
— Все было просто замечательно, — сказал Стрэнд. — Но я думаю, вам, дамам, есть о чем поговорить наедине. А я, пожалуй, пойду лягу. День выдался такой длинный.
Назавтра, прямо с раннего утра, Элеонор, Джимми и Линда Робертс уже сидели в приемной больницы, когда туда приехали Лесли со Стрэндом. На Джимми были голубые джинсы и черная водолазка, с шеи свисало на цепи какое-то массивное золотое украшение. Его рабочая одежда, подумал Стрэнд. Однако в кои-то веки Джимми выглядел собранным и серьезным. Кэролайн только что увезли на каталке в операционную, доложила Элеонор. Ей уже дали успокоительное, но она все же умудрилась вяло и сонно махнуть им рукой, когда ее провозили через холл. Стрэнд старался не думать о том, что происходит сейчас наверху, в операционной. Знакомый больничный запах действовал на него умиротворяюще. Он сам прошел через все это и выжил. И когда лежал в больнице, видел почему-то много снов, но теперь совершенно не помнил, о чем они были, эти сны, помнил только, что неприятными их вряд ли можно было назвать. И теперь надеялся, что и его дочке тоже будут сниться сны — о том, как она выигрывает соревнования, принимает призы, танцует в объятиях красивых молодых людей.