Хлеб с порохом
Шрифт:
Позднее мы узнали подробности попытки прорыва десантников. Колонна на большой скорости ворвалась в деревню Лаха-Варанды и благополучно выскочила на противоположную окраину, к которой вплотную примыкал поселок Пионерский, здесь и столкнулась с первыми боевиками. Чеченцы, человек пятнадцать, не ожидавшие такого количества русских, да еще и десантников, дали несколько очередей из автоматов и, неудачно выстрелив из гранатометов, разбежались в разные стороны. Десантники огнем из автоматов и пулеметов, не замедляя хода, с брони накрыли примыкающие к дороге кустарники, опушку леса, брошенные позиции и продолжили стремительное движение к ущелью. Не встречая огневого противодействия, десантники посчитали, что это и был заслон перед ущельем, но ошиблись. БМД командира роты шла первой и первой подскочила по дороге к скале – боевики
Почти одновременно с выстрелом по первой машине со скалы по остальным заработали несколько гранатометчиков, и боевики с тщательно замаскированных позиций накрыли десантников из автоматов и пулеметов. Огонь велся с предельно близкого расстояния: сразу же появились убитые и раненые, а неудача с машиной командира роты предопределила и исход самой атаки. Десантники вынуждены были спешиться с машин и ввязаться в бой на невыгодных для себя условиях и отойти к Пионерскому, а после этого под прикрытием огня к ним сумели отойти командир роты с ранеными и уцелевшими с первой машины. Не сумели лишь унести тело механика-водителя, которое висело на дереве на противоположной стороне расщелины. Подошедшие на помощь артиллерийские установки развернулись прямо на улице Лаха-Варанды и начали методически обрабатывать позиции боевиков, а ночью десантники предприняли попытку вынести тело товарища и почти подобрались к дереву, где висел механик, но снять его не смогли, так как к этому месту внезапно подошла большая группа боевиков – пришлось отойти.
Утром командир роты вызвал на переговоры боевиков и попросил разрешения забрать тело десантника.
– Пусть висит, в назидание вам. Аллах все видит, Аллах вас всех накажет. – Такой был ответ бородатых чеченцев.
В следующую ночь десантники опять подобрались к расщелине и уже сумели снять тело механика, но каково же было их удивление, когда они обнаружили, что десантник живой и находится в бессознательном состоянии. Двое суток он провисел на дереве, и ни одна пуля или осколок не задели его, да и духи не удосужились его обыскать, иначе бы обнаружили, что он живой…
За скалой нас встретило сильное зловоние от нескольких трупов коров, которые, раздувшись, лежали на обочине дороги. Смрад был до того сильным и «липким», что, даже проехав этот участок, еще некоторое время ощущали трупный запах, идущий уже от нашей одежды. Но вот дорога влилась в небольшое поселение: справа потянулась небольшая каменная стена, за которой располагались одноэтажные здания типичной больничной архитектуры. Причем так годов тридцатых. Среди них живописно располагались машины и радийки роты связи. Несколько салонов, где жили командир, начальник штаба и остальные замы, были обнесены маскировочными сетями, и вход к ним охранял боец из разведроты. Рядом со штабом в здании на высоком фундаменте уже разместился полковой медицинский пункт. Все это располагалось под большими и высокими деревьями, что придавало колоритный вид командному пункту. Слева от дороги располагались двухэтажные здания старой постройки, где уже разместились зенитчики и разведчики, прикрывая штаб с этой стороны. На одном из зданий виднелась старая и побитая вывеска – «Почтовое отделение связи». Так как мы остановились около этой почты, то когда я слез с БРДМ, чисто машинально зашел в разбитое почтовое отделение. Здесь уже похозяйничали, и я лишь с любопытством заглянул в раскуроченный сейф, откуда вытащил целые листы марок абонентской платы за радио. Сердце старого филателиста дрогнуло; отобрав пару целых листов, он бережно положил их в полевую сумку.
В штабе я доложил командиру полка о положении дел и, не получив никаких дополнительных указаний, прошелся по командному пункту, чтобы ознакомиться с его расположением.
Вернувшись к БРДМ, я поехал на свой блокпост и, еще не доезжая до него, увидел в трех километрах дальше, в районе моста через Аргун, подымающийся в чистое небо черный столб дыма. Вяло поразмышляв, что кому-то «повезло» нарваться на мину, я через пять минут подъехал к своему расположению, где увидел машины третьего взвода, за исключением одной противотанковой установки, и бледных, суетящихся Кирьянова и Карпука, которые ринулись ко мне с докладом.
Теперь я понял – опять «не повезло» Мишкину.
– Что, Мишкин горит? Голову даю на отсечение, что это несчастная машина Снытко, – автоматом ткнул в сторону дыма, жирным пятном расползающегося в голубом небе.
Алексей Иванович и Игорь обреченно кивнули головами.
– Потери есть, кроме машины?
Получив отрицательный ответ, я выслушал сбивчивый рассказ подчиненных:
– Приехали на старое место, быстро собрались. Машину Снытко зацепили за «Урал», поскольку она, как обычно, сломана, и поехали, старшим туда посадили командира взвода. До моста доехали нормально, а когда отъехали от него метров на двести, она внезапно загорелась и ее так быстро охватило пламя, что экипаж и Мишкин еле успели выскочить из машины и отцепить ее от «Урала». А через две минуты внутри начали рваться ракеты. Ну, вот и все. Мы Мишкина и экипаж там пока оставили на охране догорающей техники. С десантниками договорились; если мы задержимся, то их покормят.
Замполит и техник виновато опустили головы. Немного, лишь для виду, упрекнув техника и Кирьянова за произошедшее, я обнял их за плечи:
– Да ладно вам переживать, люди целы, и слава богу. А машину спишут. Ерунда все это. Ты, Алексей Иванович, веди третий взвод к Коровину, возвращайся, и после обеда поедем к Мишкину разбираться.
…Мы слезли с БРДМ, остановившись в пятидесяти метрах от чадящего на обочине дороги корпуса противотанковой установки, и направились к командиру взвода и экипажу, которые поднялись с земли, увидев нас. Мишкин и его солдаты стояли передо мной, как военнопленные: без ремней, головных уборов и без оружия. Решив еще раньше про себя, что не буду ругать командира взвода за происшедшее, хотя это была его прямая вина – бесконтрольность, я все-таки начал «закипать».
– Мишкин, что вы такие расхлюстанные перед командиром батареи стоите? Где ваше оружие?
– В машине. Выхватить не успели, – еле слышно прошептал офицер и стал смотреть в сторону.
Все мои благие намерения сдержаться мигом улетучились. Никогда не лежало у меня сердце к командиру третьего взвода: как бестолковый и безалаберный был – таким он и остался, хотя и провоевал, можно сказать, четыре месяца.
– Это что ж, товарищ старший лейтенант, получается? Вы с командиром машины, оставив оружие, амуницию внутри машины, ехали на броне, как на курорте. Забыв, что кругом противник, что он может выстрелить из-за любого куста. Это вы должны пинать бойцов, чтобы они были всегда начеку, а вы первый и нарушаете, подавая пример своим подчиненным…
Я замолчал, а то если я буду продолжать его ругать, то ведь могу не сдержаться и в рожу ему заехать, так он меня со своим взводом достал.
– Ладно, ругать больше я вас не буду – просто бесполезно. Мишкин, сколько ракет взорвалось внутри?
Командир взвода задумался, но потом нерешительно пожал плечами:
– Не знаю, товарищ майор.
Я тяжело вздохнул, подавляя нарастающий гнев:
– Как ты был, товарищ старший лейтенант, «пиджаком», так им и остался. Ничему тебя не научили эти четыре месяца войны. Как с тобой разговаривать, я не знаю.
– Товарищ майор, ну чего вы опять на меня наезжаете? Ну, не считал, сколько взорвалось ракет, и что из этого?
С досадой махнув рукой, я повернулся к командиру машины:
– Сколько взорвалось?
Сержант исподлобья взглянул на командира взвода, потом потупил взгляд:
– Тринадцать.
– А теперь, Мишкин, послушай, для чего твой сержант, в отличие от тебя, считал разрывы ракет. Докладывайте, товарищ сержант.
Командир машины чувствовал себя неуютно, полагая, что своими разъяснениями ставит в неловкое положение командира взвода, и поэтому мялся, но потом пересилил себя и начал рассказывать: