ХМАРА
Шрифт:
-Стало быть, так, - я задумался.
– А если мы тебе прикажем, тогда как?
-Тогда-с, конечно-с, но этикет-с...
-К черту твой этикет, из-за него поговорить по-человечески нельзя, - я сделал серьёзную морду.
– Приказываю тебе говорить с нами языком нормальным, человеческим, а про всякие этикеты забыть!
– тут я немного задумался и, придя к мнению, что уж совсем-то про этикет ему забывать не стоит, добавил, - временно, и лишь в общении с нами, друзьями Вашей прабабушки. Ясно?
Матвей согласно кивнул, а я, протянув руку, со скрипом придвинул кресло от соседнего стола и, поставив его рядом с собой, жестом пригласил его присаживаться. Тот отчаянно замотал головой, но я был непреклонен.
-Садись!
– цыкнул я, и Семёныч осторожно опустился
– Родителю вашему приборы несите, пусть вместе с нами откушает.
– Сказав это, я придвинул свою миску и уже безо всякого стеснения запустил в неё ложку.
Борщ был восхитителен! Пустой желудок, радостным урчанием восприняв первую порцию, запросил добавки, и я уже было потянулся к высовывавшейся из кастрюльки высокой рукояти половника, когда в зал внесли исходящее паром второе. Увидев разложенное на подносах жаркое, я временно оставил свои поползновения в сторону борщовой вкусности и полностью переключил внимание на огромные куски мяса, поставленные на широком подносе прямо передо мной. Да-а-а, тут было где развернуться проголодавшемуся прапорщику!
-И часто к Вам такие гостёчки захаживают?
– наседая на жаркое, как бы промежду прочим, спросил я.
-Да нет, сколь мне ведомо, бабушка Матрена, почитай, ни разу гостей не присылала. Так, изредка весточки шлёт, мол, жива, жива еще старушка. Во всяком случае, на моём веку вы первые. Но отец строго-настрого наказывал: мол, если что, то о-го-го... и ни-ни-ни, что бы тайна, значит. И всё что б по высшему разряду. Накормить, напоить, опять же, развлечения какие, ну там, домино, карты западные иль мудрёные сраженья восточные.
– При этих словах он ткнул рукой в сторону дальнего угла, где на большом столе стояла доска, расчерченная в черно-белую клеточку, а стоявшие на ней разнообразные фигуры в виде воинов довершали моё ощущение, что "мудреные сраженья" ни что иное, как шахматы. Я согласно кивнул, и мы продолжили трапезу. Сытная пища располагает к неторопливой беседе. Вот я и решил воспользоваться этим моментом и хоть немного прояснить для себя складывающуюся вокруг обстановку.
-Матвей Семёнович, не будете ли Вы так добры рассказать мне о житье- бытье в вашем государстве? Как живете, каковы законы ваши да обычаи?
Матвей неторопливо опорожнил бокал и задумчиво почесал репу.
-Ить как живём, известно как - по-разному. Одни вон хором белокаменных понастроили, другие по помойным канавам пробавляются, третьи, как я: до канавы далеко, но и до небес взлететь не получается. Живем вот, трудимся, трудимся, а жизня-то легче не становится! С каждым годом всё хуже народу-то живется, вон сколь мануфактур поразорилось! Молодежь не ведает, а я-то помню времена, когда взамен храмов да кабаков питейных люди в театеры на спектакели да в опереты хаживали, книги читали. Одних библиотек в городе, считай, несколько сот было! Дети грамоте обучались, бесплатно! Лекари, и те от государя деньги получали, а лечили всех запросто так, за спасибочки. Я тогда хоть и помене зарабатывал, но счастлив поболе был. Страна рушится! Токмо никто этого видеть не желает! Храмы как на дрожжах поднимаются, а народ дичает, глотку друг дружке вырвать норовят, разврат и нищета в обнимку идут, а служителям божьим и дела нет. Пожертвования в храм тащат? Тащат, а в остальном "на всё воля господа да государево решение".
-А ведь и правда, куда ж власть смотрит? Неужели не видит, что со страной происходит?
-А что власть? Власть любит пожить всласть. В мутной водичке и рыбка лучше ловится! Царь-то всё в разъездах: то в города и веси визиты официальные наносит, то, как сейчас, на отдыхе. Отдыхает он по соседству в Ясноградской деревне, что близ Кривгорода. Места там уж больно замечательные, восхитительные места! Раньше, это ещё до развала вселенского, что при нашествии Стылых произошёл, гости аж с самого Трёхмухинска да Заозерья на отдых и лечение приезжали. Раньше Трехмухинск славный город был, большой, зажиточный. А где теперь этот Трёхмухинск? Не видно и не слышно, отколовшаяся от государства, забытая богом провинция. Э-хе-хе,
-А кто? Дума?
– перебил его я, уже почти догадавшись, какой будет ответ.
-Дума?
– в голосе Семёныча прозвучало неприкрытое удивление.
– Дума лишь под себя гребет да одобряет всё, что ей не подсунь. Нет, тут кто-то помудрее будет да поскрытее. Как в терьятере сидит себе за ширмочкой да за верёвочки дергает, а куколки и пляшут.
Он замолчал, а я не стал больше задавать никаких вопросов, и там и тут эти пресловутые закулисные игры. Когда же они, в конце концов, наиграются? Когда же и мы-то заживём по-человечески? Или же они сами с собой договориться не могут, власть безграничную делят? На душе было грустно- грустно и тоскливо-муторно, что собственно почти одно и то же..
Спутники мои меж тем степенно поглощали мясо, запивая его вином из своих бокалов, и время от времени один из сыновей восседающего вместе с нами Матвея наполнял их из большого серебряного кувшина. Бесплатное угощение, предоставленное хозяином, не пошло нашим святошам на пользу. Да и рыцарь, пару раз помотав головой, отказываясь, в конце концов, присосался к здоровому кувшинчику и не отрывался от него до тех пор, пока в его горло не утекла последняя капля. Я, увлёкшись жарким, и не заметил, как еще один из кувшинов опустел, а его сменил другой, такой же, уже давно стоявший в ожидании.
Трапеза продолжалась, и вскоре на моём подносе поблёскивали лишь тщательно обглоданные кости. Я бросил на них свой взгляд, и тут до меня дошло, для чего предназначена лежавшая передо мной пилка. Я, довольный самим собой, улыбнулся, тщательно вытер руки о специально принесенное для этого полотенце и, взяв пилочку, стал распиливать самую большую из лежавших на подносе костей. Несмотря на странные, непривычно изогнутые зубцы, пилка пилила кость просто замечательно. И уже через минуту я высыпал себе в ложку золотое желе костного мозга. Мои спутники последовали моему примеру, и некоторое время за столом царило лишь поскрипывание, постукивание и нетерпеливое причмокивание дорвавшейся до вкуснятины троицы. Велень, вполне насытившись поданным ему мясом, от возни с распиливанием костей отказался и теперь, неторопливо посасывая налитое в его бокал винцо, с довольной улыбкой щурился на окружающую обстановку. Я обратил внимание на своих спутников лишь тогда, когда окончательно насытился, а младший сын Семёныча, которого, как оказалось, звали Михась, пошёл по кругу, разливая четвёртый пустеющий на глазах кувшинчик. Мой взгляд рассеянно перебегал с одного лица на другое. Похоже, мои сотоварищи малость перебрали, а точнее, если уж быть до конца честным, то напились до поросячьего визга, и теперь приставали к Матвею с настойчивыми просьбами пить вместе с ними. К чести нашего хозяина, он только делал вид что пьет, оставляя свой рассудок в полной ясности. Я хотел было разразиться грозной тирадой, но, вовремя сообразив, что останавливать их уже поздно, лишь осуждающе покачал головой, поблагодарил хозяина и, выйдя из-за стола, отправился принимать приготовленную для меня ванную.
Как следует помывшись, я на всякий случай заглянул в обеденный зал и, узрев там продолжающуюся попойку, пошел спать.
А на утро было дикое похмелье. Вино, столь разрекламированное хозяином за его едва ли не целебные свойства и, якобы, совершенно не дающее утреннего похмельного эффекта, таковым, отнюдь, не оказалось. Мои сотоварищи, на ночь глядя ужравшиееся до состояния нестояния, теперь постанывали от боли и, обхватив головы руками, проклинали Матвея Семеновича самыми последними слова. Так что когда он появился, почва для нанесения тяжких телесных побоев была самая что ни наесть благодатная. Дверь едва распахнулась, а наш рыцарь уже потянулся за валявшимся подле его кровати посохом отца Иннокентия. При этом его доспехи, которые вчера так и не смогли снять, загремели так, что он, обхватив голову руками, шлепнулся обратно в постель и наказать мнимого виновника своего состояния больше не пытался.