ХМАРА

Гончар Анатолий Михайлович

 -Да какие, к чёрту, шутки, мы ту...
– во взгляде Семёныча было что-то такое, что заставило меня умолкнуть на полуслове. Нет, с их мироустройством мне так скоро не разобраться. Там казнили кого не попадя, здесь даже самых закоренелых преступников вроде бы и не трогают.

 -Да-с-с-с, - Матвей Семёнович задумчиво покачал головой, - и впрямь не шутите-с. Это ж надо-с, казнить-с. Это ж такое неразумное расходование производственного материала, что и подумать страшно! Каждый раз казнить-с преступников-с - это уж слишком-с, слишком-с расточительно-с и мягкосердечно-с. Нет уж-с! А казни-с у нас отменены-с лет-с шестьдесят-с с гаком-с. Всё в рудники-с

да на каменоломни-с, - Семёныч немного успокоился и, пристально посмотрев на меня, снова перешел на нормальный язык общения без всяких там С и прочее.
– Разве что особо опасных государевых преступников поймают, тогда еще, может быть, и казнят и то, как ещё пряжа ляжет. Ничего, Николай! Ничего, откупимся! Эх, денег жаль! Но для чего они и копятся, как не для добрых дел! Вот по сусекам поскребем и к тюрьме городской двинемся. Там, поди, уже и выкупная цена назначена. А много ли, ты говоришь, народу они побили- покалечили? Десятка полтора? Дороговат выкуп затребуют! Ниче, ниче, сдюжим! Вот кошель тугой набьем и пойдем, аккурат к обеду домой возвернемся. А это что за шум?
– Матвей Семёныч встрепенулся и обеспокоено прислушался. Со стороны двора раздавались неясные далекие звуки, но они быстро приближались, и уже скоро можно было разобрать голос скачущего по улице городского глашатая.

 -Слушайте и внемлите! Вражеские агенты не дремлют! Пойманы шпионы, попытавшиеся омрачить праздник Святого Мученика Всесвятителя. Смерть государственным преступникам, шпионам и мятежникам! Завтра Дума огласит свой вердикт!

 -Вот тебе и откупились!
– опустошенно протянул Семёныч, весьма заметно бледнея.
– Что теперь делать-то?

 Вот и он туда же:

 -Что делать, что делать! "Языка" брать будем! Этот глашатай кто такой? Кем еще, кроме оглашения постановлений, работает?

 -Кем?
– Семёныч задумался.
– При сыскном приказе в тайной канцелярии состоит, тока рангом наимладшейший покамест.

 -Сойдет!
– я кинулся к двери, и через несколько секунд втащил в неё уже почти несопротивляющегося глашатая. Малый он был не хилый, и если бы не внезапность моего нападения, с ним бы ещё о-го-го как пришлось повозиться, а так даже и не рыпнулся.

 -Ну, сказывай!
– связав по рукам и ногам пленника, и усадив его за стол в трапезной, я приступил к допросу.

 -Чаво сказывать-то?
– понуро опустив голову, пробурчал тот.
– Я много чего знаю.

 -Много нам не надо. Ты нам про государевых преступников, как есть, обскажи, что да как.

 -А ежели не скажу, бить не будете?
– с надеждой спросил глашатай, - дело-то тайное...

 -Будем.

 -Эх, - тяжело вздохнул наш "язык", - так и так пропадать! Судьбинушка моя тяжкая, беспросветная! А отпустите?

 -Отпустим, отпустим. Как расскажешь, так и иди на все четыре стороны.

 -Поклянись!

 -Да чёрт бы меня побрал!
– выругался я, ошалев от подобной наглости.
– Он ещё и условия выдвигает! Рассказывай давай!

 -Хорошая клятва, верная. Не всякий на такое, бесом, стало быть, поклясться решится. Верю тебе! Так что сказывать?
– Это когда же я поклясться успел?

 -Всё, что про захваченных утром государевых преступников знаешь, то и рассказывай!
– всё еще недоумевая, потребовал я и, пожав плечами, повернулся к пребывающему в легкой растерянности Матвею.
– А ты, Семёныч, вина ему принеси. Видишь, у парня в горле пересохло.

 Матвей понятливо кивнул и бросился выполнять моё указание. Пока

он бегал, я с оглядкой развязал горемычному руки. В конце-то концов, не самому же его поить? Руки-то развязал, а ноги по трезвому размышлению решил пока оставить по-прежнему спутанными.

 Большой глиняный кувшин был торжественно водружен на стол, и в резную деревянную чару-бокал полилась светло-янтарная жидкость. Мой пленник некоторое время смотрел на поставленную перед ним посудину, затем схватил её обеими руками и, поднеся ко рту, припал к ней "аки мудрец знаний взалкавший к источнику мудрости".

 -Как тебя звать-то?
– спросил я, удивляясь быстроте, с которой этот малый поглощал принесенное вино.

 -Андреем кличут, по батюшке Ивановичем величают, из государевых людей мы. По фамилии Дубовыми прозываемся. Государю ужо полтораста лет верой- правдой служим. Грамотами да благодатями государевыми отмеченные. Один я в семье невезучий такой! Что ж, буду сказывать, коль такова воля божия! А вино доброе! Что ж вы сразу вина-то не предложили, я б вам всё и без клятвы страшной поведал. Хоть тайна государева велика, но для хороших людей ничего не жалко! Но что про преступников сказывать-то... Храм божий осквернить хотели, сквернословили, крестом своим в нос людям тыкали, в веру чужеземную обратить пыталися. Что б, значит, государству погибель принести. Самому верховному Архимадонту рожу набили.
– При этих словах Дубов слегка хихикнул.
– Как он ярился, как ярился! Едва из храма преступников на площадь вывели, с кулаками на них кинулся, так бы на части и разорвал! (Похоже, из храма-то я уходить поторопился). Но тут уж мы подоспели, терзать пленников до повеления государева не дали. Отвели в казематы тайные да в камеру пыточную посадили, что б, значит, жизня медом не казалась! Пусть посидят, на страхи посмотрят, подивятся. Глядишь, и без пыток во всем сознаются!

 -А что Дума? Чай, люди-то они хорошие, по неразумению своему да от веселия питейного в храм забрели. Может, думские ещё как по другому решат: выслушают да помилуют?
– осторожно предположил Семёныч.

 -Это как так помилуют?
– глашатай аж подскочил на месте, - Казнь- то завтра на два часа до заката назначена. И тайный государев вердикт есть. Тут уж по другому никак нельзя!

 -Постой, а как так получается? Государь аж в другом граде от дел государственных отдыхает, а тут без него от его имени вердикты пишутся?

 -Так ведь взамен него ВРИО есть!

 -Кто?
– я распахнул рот от изумления.
– ВРИО?

 -Ну да, Верный Рачитель Истинного Отечества, сам благородный Лексей Карапетович Изенкранц.

 -Вот тебе и Юрьев день! Век живи - век учись! Так что ж теперь делать? Казнь назначена, откупиться не получится, в казематы не пройти, не прорваться, остаё...

 -Это почему же не прорваться?
– Андрей Иванович подбоченился.
– Очень даже и прорваться! Я туда такие пути тайные знаю, кого хошь проведу- выведу! Только т-с-с, тайна-с. Никому ни слова!

 -Понятно, - я приложил палец к губам и подмигнул замершему чуть в стороне Семёнычу. Тот тут же наполнил бокал нашего пленника.

 -Хорошие люди, говорите?
– Дубов на этот раз лишь слегка пригубил, но пить пока не стал.
– И впрямь, наверно, хорошие и вино у вас славное. Не то, что та кислятина, которую нам на ужин для сна подают! Помогу я вам, как есть уважу! Вино допью и пойдем!

 -Постой, постой не торопись!
– одернул я его.
– День еще, куда ж по светлу-то переться?!