Хмель-злодей
Шрифт:
Богдан ни минуты не раздумывал:
— Скачи к Кривоносу и Ганже, передай мой приказ: жидов со всеми их семействами перебить, а драгоценности, золото, серебро забрать. Да разделить меж казаками и работными людьми по справедливости.
Давид прискакал в город:
— Аба войско идёт, но я не могу определить, кто это.
И тотчас же все те евреи из города, что жили вне стен крепости, побежали в неё, захватив с собой самое ценное и необходимое. Крик и шум тысяч людей далеко разносился окрест, кричали женщины, плакали дети. Вскоре ворота крепости закрыли на засов и подняли мост через ров с водой. Осаждённые приготовились сражаться.
Кривонос, предводитель восставших холопов, и запорожский полковник Ганжа въехали верхом на лошадях на самую вершину невысокого холма и смотрели на крепость.
— В лоб нам не взять их, много людей потеряем, — выложил Ганжа своё мнение.
— А зачем нам в лоб идти? — ответил умный и хитрый Кривонос, пользующийся у холопов огромной популярностью, — мы их хитростью возьмём.
— Ты думаешь из крепости их выманить, так они ни за что не выйдут из неё.
— Зачем из крепости выманивать, они сами нам ворота откроют.
Ночью в город к православным жителям был отправлен гонец. Он передал городскому совету, чтобы жители завтра помогли казакам: уговорили евреев открыть ворота крепости для польского войска. А то, что войско польское, будет видно по флагам, ведь казаки реестровые от поляков издали ничем не отличаются, только флагами. Недолго колебались горожане, Хмель им, конечно, не указ, но евреев они ненавидели люто, и с рвением взялись за это дело, которое в их среде не считалось подлым.
Солнце медленно поднималось над горизонтом дальней степи. Необычайно багровым восходом ознаменовалось это утро над Немировым.
С раннего утра к охранникам, оставшимся на ночь на крепостных стенах, присоединилась вооружённая молодёжь. Гаон рабби Михель и бен Элиэзер стояли рядом, вглядываясь в развернувшееся под крепостью войско.
— Похоже, что это поляки, как бы про себя высказался рабби Михель.
— Откуда здесь сейчас взяться полякам? — сразу ответил ему бен Элиэзер, — князь Вишневецкий далеко, из Польши никто не мог подойти так быстро.
— Ну, посмотри, флаги-то польские.
— Флаги польские — это так.
Снизу донеслось:
— Откройте ворота, разве вы не видите, что это польское войско пришло к вам на помощь от врагов ваших.
Это кричали православные горожане.
— Ну, что же мы так и не пустим поляков в крепость? — рабби Михель явно нервничал.
— Я всё равно не уверен, что это поляки и не стал бы их впускать в крепость.
— Мы не можем так поступить с нашими защитниками, я прикажу открыть ворота.
Ничего не ответил бен Элиэзер, не пристало возражать такому человеку как рабби Михель, мудрому гаону, духовному лидеру богатой общины.
Медленно раскрылись тяжёлые кованые ворота, которые взять приступом было почти невозможно.
— А-а-а!
С громкими воплями и перекошенными лицами в крепость ворвались казаки, а с ними горожане, вооружённые пиками, косами и копьями.
Вмиг были рассеяны вооружённые люди из евреев, которые не смогли сдержать такую силу.
— Мама, мама! — кричали Рахель и Лея, видя, как казаки тащат на улицу их мать. Эстер даже в этой ситуации старалась сохранить достоинство:
— Не бойтесь, дети, скоро нас освободят.
— Ха-ха-ха… — заржал дюжий казак, пытаясь стащить с Эстер платье, — я тебя сейчас освобожу.
Эстер плюнула ему в лицо, от неожиданности казак отпустил женщину, и она рванулась на улицу.
— Эй, держите её! — закричал казак.
В дверях Эстер схватили двое горожан и стали избивать её палками. Тут подоспел казак, он был зол и разгневан. Схватив Эстер, он сорвал с неё платье.
— А, так эта сучка ещё и беременна, сейчас я её освобожу, он достал длинный нож и распорол Эстер живот, она тихо охнула и опустилась на землю. Казак, ловко орудуя, вытащил из чрева ребёнка и подбежал к огню.
Он насадил ребёнка, совсем ещё маленький плод, на нож, и стал поджаривать на огне, потом сунул его под нос Эстер.
— На, жри!
Из дома выволокли бен Элиэзера, у него уже были отрублены ноги, и бросили рядом с Эстер. Вдруг раздался пронзительный, нечеловеческий детский крик, двух прелестных ангелочков, двух девочек Рахель и Лею, казаки насадили на пики, проткнув их снизу доверху, и сейчас со смехом носили по улице, окаменевшие руки Леи сжимали её любимого котёнка.
— Эй, портной! — крикнул кому-то дюжий казак, — а ну-ка зашей этой в живот кота, — и рассмеялся бесовским смехом.
Казак, видимо бывший портным когда-то, выхватил из рук умирающей девочки кошку, засунул её в живот Эстер и начал зашивать крупной иглой, не обращая внимания на её истошный крик и кровь, бьющую ключом.
— Да пальцы отруби, чтобы не вытащила.
Гаон, рабби Иехиель Михель, как и многие, бросился в воду рва около крепости, думая спастись там. Но горожане прыгали вслед за евреями, настигали их, по пятеро человек на одного, и убивали в воде саблями и копьями. А несколько человек, стоя около рва с ружьями, не торопясь выцеливали и отстреливали людей, пока вода во рву не стала красной от крови. Гаона схватил один из горожан, хорошо знавший его, и уже взмахнул саблей, чтобы убить.
— Не убивай, я покажу тебе, где закопано много золота и серебра, закричал Гаон.
Горожанин вытащил его из воды, и они пошли к дому, где было спрятано золото и серебро. Получив своё, тот отпустил Гаона. Гаон всю ночь прятался в чужом, пустом доме. Утром следующего дня горожане обыскивали все дома, выискивая, не скрывается ли где-нибудь еврей. Гаон забрал свою престарелую мать и бежал на кладбище, чтобы, если доведётся быть убитым, остаться там погребённым. Для еврея очень многое значило погребение своих останков на кладбище.