Хмель-злодей
Шрифт:
Оставшиеся в крепости польские жолнеры, стоявшие на стене, начали стрелять в холопов. Но мало их было перед многотысячной толпой. Употребив очередную хитрость, сделав за ночь подкоп, холопы ворвались в крепость и сожгли её дотла. Никого из поляков не оставили в живых, а имущество их разграбили.
«Перед тем, как убить князя Четвертинского, холопы изнасиловали на его глазах красавицу-жену и двух его дочерей. А поскольку, князь был человеком очень тучным, он не мог долго стоять на ногах и сидел все время на стуле. И подошел к нему один наглец, мельник из его бывших крепостных, и, сняв перед князем шапку, сказал ему, смеясь и издеваясь:
— Что пан прикажет?
После этого он напомнил князю, как тот мучил своих крепостных, как он угнетал их тяжкими работами. Потом он сказал:
— Встань со своего стула. Я сяду вместо тебя и буду твоим барином.
Но князь не смог встать с места, тогда его сволокли со стула и с великой жестокостью отпилили ему голову на пороге его же дома». [7]
«Мне отмщение и Аз воздам». Так отплатил Господь полякам за предательство, за то, что они нарушили союз с евреями.
7
Натан Ганновер «Пучина бездонная».
Слух об этом разнёсся по всей Речи Посполитой, и уже никогда с тех пор не нарушали паны завет с евреями, даже если православные холопы просили об этом.
Закончив кровавый пир в Тульчине, голота вернулась по домам с большой добычей — панское и еврейское золото, серебро, драгоценные камни и бриллианты. С ними было много пленных — красивых женщин и девушек, как еврейских, так и польских.
Хотя Михаил в последние дни и не принимал участия в кровавой бойне, им с Сашкой тоже достались богатства невиданные. Куда их можно спрятать, они пока не решили, но таскать за собой, в походе, было немыслимо.
Посовещавшись, друзья решили закопать драгоценности в лесу, в пяти милях от Тульчина. Они оставили лагерь, погрузили доставшееся им добро на телегу и отправились в путь. Сашка устроился в телеге, а Михаил ехал верхом. Достигнув леса, они углубились в него и остановились на краю глубокой балки, заросшей мелкой лесной порослью. Сашка спрыгнул с облучка, но не успел размять затёкшие ноги, как откуда-то появилось десятка полтора людей, по виду холопы из крестьян. В руках у них были косы и палки.
— Хто такие, что делаете здесь?
— Мы казаки гетмана Хмельницкого, посланы в разведку.
Пока они говорили, холопы уже залезли на телегу и шарили там. В это время много разных шаек бродило по Украине, их называли гайдамаки. Эти разбойники не подчинялись никому: ни Хмельницкому, ни предводителям восставших.
— Братцы, да тут золото! — крикнул один из тех, кто шарил в телеге, — хватай их!
Друзья обнажили сабли и приняли неравный бой. Михаил, не слезая с коня, рубил разбойников, которые пытались его стащить, а Сашка отбивался от кучки наседавших с кольями и косами. Краем глаза Михаил увидел, что Сашку уже ранили пикой, переделанной из крестьянской косы, и он, истекая кровью, сползает, держась за ствол дерева, на землю.
— Держись, Сашка! — крикнул он, пытаясь пробиться к раненому другу, но на его ногах уже висели трое, а ещё двое пытались накинуть на него верёвку, чтобы стащить с коня. Михаил взмахнул саблей, и один из нападавших полетел на землю, разрубленный пополам, но в это время петля обвила его, рука выпустила саблю, и он упал с коня, запутавшись в стремени.
«Конец», — подумал, было, Михаил. Но судьба щадила его: из леса стремительно выскочило несколько людей. Михаил успел заметить, что они вооружены саблями и короткими ножами, которыми владеют виртуозно. Один из них с разбегу, в высоком прыжке, ударом ноги снёс полчерепа разбойнику, который направил на Михаила пику. Через несколько минут гайдамаки распростерлись на земле, мёртвые. Двое попытались убежать, но были тут же настигнуты и убиты.
— Ну, вставай, — парень протянул руку Михаилу, улыбаясь.
— Ты? — удивлённо воскликнул Михаил.
— Я! — ответил Давид, — долг платежом красен.
Михаил поднялся и тотчас же завертел головой в поисках Сашки.
Сашка лежал у телеги, весь в крови, голова его была запрокинута. Около него уже суетился один из людей Давида.
— Живой, но без сознания, — сказал он Давиду и Михаилу, — крови много потерял, доктор нужен.
— Да где ж его взять? — вздохнул Михаил.
— Я знаю где, есть тут у меня знакомые, — ответил Давид, — как стемнеет, тронемся.
Вскоре телега в сопровождении нескольких пеших и одного всадника растаяла в густеющих сумерках.
Белёные хаты едва угадывались в ночной тьме. Ни огонька, ни голоса, даже собаки не брехали. Маленький хутор вдали от дорог казался заброшенным. Давид тихонько постучал пикой по раме слепого слюдяного окошка, расположенного на значительной высоте.
— Кто здесь?
— Это я.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Леся в ночной рубахе:
— Ой, Давид, кто это с тобой?
— У нас раненый, пусть дед посмотрит.
Седой, как лунь, старик без лишних вопросов, склонился над Сашкой и вдруг начал командовать Лесей:
— Вскипяти воды, принеси мои инструменты, зажги ещё лампу, да окна занавесь.
— Не бойся, дед Макар, там мои люди, — успокоил старика Давид и, уже обращаясь к Лесе, спросил: — Рути спит?
— Да не сплю я, — в дверном проёме дальней комнаты стояла улыбающаяся Рут.
Давид бросился к ней, и молодые люди застыли, крепко прижавшись, друг к другу.
— Тихо вы, — с напускной строгостью прикрикнул старик, — миловаться марш на улицу. — Потом наклонился к неподвижно распростёртому Сашке, позвав: — Леся, иди, помогай.
Леся подошла к раненому и с удивлением узнала в нём того молодого, весёлого и симпатичного казака, который шутил с ней в опустошённом и разграбленном Немирове.
Она ненавидела казаков. Это они принесли столько горя её семье, это они взбаламутили её отца и братьев, ушедших на войну по призыву Хмельницкого и сгинувших неизвестно где. Хорошо, что мать умерла раньше и не видела этого. Теперь остались они вдвоём с дедом.
Земля зарастает сорняком, не пахана и не сеяна… Добрая еврейская семья, где она служила, и которая стала ей как родная, жестоко растерзана. У людей, вчерашних крестьян, помутился разум: вытворять такие смертоубийства себе подобных. А всё этот Хмель проклятый.