Хмельницкий.
Шрифт:
— Прошу прощения, пан Богдан. Но кроме дружеских чувств у меня есть еще и обязанности наказного! — сдерживая волнение, сказал он.
Богдан только теперь не спеша и тяжело поднялся на ноги, словно они онемели у него от долгого сидения за беседой.
— Неужели за мной, уважаемый пан Станислав? Что-нибудь случилось или, может быть, Кривоноса ищет пан наказной? — спокойно, дружеским тоном, спросил Хмельницкий.
— Да, пан полковник, ищем Кривоноса. Только что к коронному гетману на Кодак прискакал гонец от пана польного гетмана с Подолья. Наши доброжелатели донесли пану Николаю, что этот разбойник сейчас находится у запорожцев. А они тут на своих чайках! Своего сына разыскивает этот банитованный…
— Если только на свидание со своим сыном приехал сюда отец, так это уважительная и благородная причина, уважаемый пан Станислав! Мне вот казаки тоже сказали, что он был здесь, искал своего Кривоносенка…
— Кривоносенка? — переспросил Потоцкий. — Говорят, что у сына Кривоноса другая фамилия.
— Вполне естественно. Ведь Кривонос не был женат. Если какая-нибудь несчастная женщина и родила от него ребенка, так, наверное, не захотела назвать его именем банитованного отца.
— Так что же это вы, казаки, прячете преступника? — обратился наказной Потоцкий к запорожцам, не ответив ничего Богдану.
— Не следовало бы таким тоном пану наказному разговаривать с запорожцами, которые несут службу на границе с турками. По-вашему, Кривонос банитованный, преступник, а для нас он брат и отец! Да мы почти все банитованные по воле недальновидных сенаторов… — смело произнес один из казаков.
— Так и ты?..
— И я! — ответил запорожец, положив руку на пистоль, торчавший за поясом.
— Мы все тут банитованные!..
Бряцнули выхваченные из ножен гусарские сабли. Запорожцы расступились, тоже хватаясь за оружие.
— Запорожцы! — властно крикнул Богдан. — Пан наказной несет тут государственную службу. Он приехал сюда и, естественно, должен был спросить, прервав нашу дружескую беседу. А я благодарю вас… Если еще раз приедет к вам наш побратим Максим Кривонос, посоветуйте ему, чтобы он не рисковал жизнью. Хотел бы и я встретиться с ним и посоветовать, как другу. Да ему тоже ума не занимать, — кажется, снова собирался податься в Европу… Ну что же, пан Станислав, Кривоноса, говорят, уже нет на Сечи, запорожцы не станут мне врать. Да и тяжело уследить за таким, искренне вам говорю. За двадцать лет всю Европу исколесил вдоль и поперек, с самим Рембрандтом подружился. А у нас он обреченный… В нем заговорило благородное отцовское чувство, он разыскивает родственников, у которых хочет найти пристанище. А такой человек помог бы и татар навсегда изгнать из наших земель! Думаю, что придет время, когда будут за это благодарить его.
— И Корона?..
— Мне понятна ирония пана Станислава. Да, и Корона еще не сложила оружия, пока платит позорную дань турецкому султану. Для того чтобы избавиться от нее, и такие «банитованные» тоже будут нужны для Речи Посполитой!.. А возвращаться нам, пан Станислав, действительно пора. Пан коронный гетман, очевидно, уже заметил наше отсутствие. Замешкались мы…
6
В связи с торжественным открытием Кодацкой крепости король нарочным прислал коронному гетману поздравительное послание. Завершение восстановления южного форпоста Речи Посполитой на Днепре в кругах шляхты считалось очень важным событием, имеющим большое значение для усмирения казацкой вольницы. Разбитые в боях, устрашенные сожжением на колах их побратимов накануне триумфальной поездки Потоцкого по Левобережью, казаки притихли, совершая тайком панихиды по погибшим во время жестокой кровавой «пацификации».
Королевское послание представляло собой скорее заклятие отцов иезуитского ордена, чем поздравление. Выдержанное в тоне наставлений духовного генерала, оно предвещало величайшую трагедию для украинского народа. Кровь, бесправие, унижение на собственной земле, в своем убогом доме!..
Конецпольский сообщил гостям о получении этого послания, но не разрешил читать его. Он не хотел портить настроение своим гостям, сидевшим за широкими столами в тени раскидистых столетних дубов на живописном берегу Днепра. Возвышавшаяся над валами, окруженная со всех сторон водой крепость, казалось, напирала всей громадой скалистых глыб на эти гостеприимные столы.
Конецпольскому хотелось, чтобы гости восторгались не евангелическим посланием короля, а созданной им могучей крепостью на Днепре!
— Мы получили еще и мо-о-наршее поздравление от его величества короля Влад-дислава. Устами отцов апостольской церкви пан король предрекает, чтоб эта крепость навечно осталась твердыней нашего королевства! Пусть же крепнет военное могущество знатной шляхты и нерушимо стоит этот форпо-ост, оберегающий нашу безо-опасность на далеких рубежах страны, у берегов неспокойного Днепра! Та-ак поднимем же первый бо-окал за здоровье его величества короля Речи Посполитой пана Владислава!
— Виват! Виват первому шляхтичу Владиславу!
— Да здравствует король Речи Посполитой!
— Ур-а-а-а!
Гости, стоя за столами в тени вековых дубов, пили за здоровье и долголетие короля. Сквозь густые кроны деревьев пробивались лучи солнца, играя на гранях хрустальной посуды на столах. Щедро приправленный лестью гостей, этот обед приобретал оттенок какой-то мистической торжественности. А первый тост, провозглашенный хозяином в честь короля, превращался в символический ритуал шляхты.
Адам Кисель воспользовался удобным моментом, чтобы первым засвидетельствовать свои верноподданнические чувства, и бросил хрустальный бокал на землю, разбив его вдребезги. Осколки зазвенели, словно взывали о помощи!.. Казалось, что этим звоном хотели заглушить гул могучих днепровских порогов. Богдан даже поежился от такого проявления верноподданнических чувств, выражаемых звоном безжалостно разбитого дорогого бокала. Подавляя раздражение, он тоже поднял руку с пустым бокалом. Будто нарочито выждал, пока все успокоятся, а затем с такой силой бросил хрустальный бокал в сплетение корней дуба, что казалось, искры посыпались, когда он разбился на мелкие части.
— Виват, у-ура-а-а! — закричал он во весь голос.
Сенаторы были шокированы поведением полковника из простого казацкого рода. Вишневецкий переглянулся с Любомирским, старались разгадать его поступок сенаторы Збаражский и Казановский, которые прежде всего заботились об укреплении безопасности Кодацкой крепости, окруженной казаками — настоящими хозяевами приднепровской земли!
И трудно было понять, почему Конецпольский улыбнулся, когда Хмельницкий, разбив бокал, посмотрел на него. Богдан в ответ почтительно поклонился ему и тоже вежливо улыбнулся.