Хмельницкий.
Шрифт:
Казаки зашумели, не дав Конашеву договорить. Он смутился, оглянулся и отошел в сторону.
В этот момент на его месте стал полковник Юхим Беда.
— Говорят, они рассказывают… — начал он, озираясь по сторонам. Поднял руку, призывая к порядку. — Два года мы держим крепость в своих руках, отбили у турок охоту нападать с моря на наши христианские земли. Донскими казаками в крепости сейчас командует наш же брат казак, выкрест Назрулла! Они с Данилом Нечаем задумали такой поход на турецких кораблях… А теперь же снова ретироваться, снова реки крови…
— Вишь, и в самом деле не то говорят! Вон целый полк у нас собрали, идем на смену страдающим в
— Давай, Беда, ударим о переда! Веди на Азов. Мы тоже пойдем на турецкие корабли!..
Сначала вскочили на ноги и зашумели казаки, окружавшие помост, потом к ним присоединились сидевшие вдали, у перелеска. Богдан вздрогнул, словно неожиданно подстегнутый конь. Какое-то мгновение он колебался, обдумывал.
— Казаки, братья, сыновья нашего могучего Днепра! К нам обращается Москва! Устами посла великого московского царя с нами советуется русский народ… К чему стремимся и мы на нашей украинской земле? Мы стремимся навести порядок, настоящий, разумный порядок для наших людей. Мы хотим строить свою жизнь так, чтобы она была защищена от нападения всевозможных захватчиков и угнетателей!.. Где же этот порядок, если мы своих самых коварных соседей — турок, словно псов, дразним своим бессмысленным сидением в Азове. Губим людей, тратим время. А люди — это самое ценное, что у нас есть! Братья мои, славные запорожские и все украинские казаки! Давайте наведем порядок на нашей земле — давайте пахать, сеять, чтобы своим собственным хлебом, а не добытым набегами на турок, кормить себя и своих детей!..
— Верно говорит полковник! — раздались голоса.
— А кто он, чей полковник? Ладно скроен и крепко сшит…
— Ладный казак, черт возьми! Такого бы нам атамана хотя бы на один поход!..
— Так он же из чигиринской сотни, дырявые головы! Наш казак, хотя и реестровый. Из неволи убежал, говорят. Во время похода на Дунай казаки покойного Ганнуси отбили его у турка…
Зашумели казаки, стараясь перекричать друг друга. Но быстро успокоились, усаживаясь на землю.
Только шумели от ветра стройные осокори и шептала лоза, усыпляя казаков, стремившихся уйти из Сечи на море.
И усыпили!
10
Богдан не сразу стал тяготиться своей жизнью. Еще зимой он почувствовал, что ему осточертели ежедневные поездки из Субботова в Чигирин. Назначение его, полковника, командиром сотни расценивал как наказание. А за что наказали — как ни ломал себе голову, не знал. Во время пребывания в Сечи это высокое звание полковника казалось чужим, словно украденным у кого-то. Выходит, что ты теперь пешка в руках польного гетмана Потоцкого, который помыкает тобой, как ему заблагорассудится. Это и привело к тому, что запорожцы так настороженно относятся к тебе… Тебя решили разобщить со своими людьми, подальше был бы от них. Полковник… командует сотней!
Пришла весна, оттаяла и дышала полной грудью земля, ожидая пахаря. Богдан приехал из полка раньше, чем обычно, передал коня конюху, но в дом не зашел. Почему так не милы ему теперь родной дом, семья? А прежняя любовь к детям, особенно к сыновьям, словно превратилась в обязанность, они стали для него как чужие. Его что-то раздражало, выводило из равновесия. Но что — сам не знал и боялся доискиваться истины.
Набухали почки на деревьях в саду, в том самом саду, где он впервые услышал рассказ матери о Наливайко. Разрослись груши, не узнать и яблонь, под которыми его ласкала мать. Отлогий косогор огорода манил в заросли на берегу реки Тясьмин.
Мама, мама!.. Умерла. Умерла одинокой, чужие люди сложили у нее на груди сморщенные, натруженные руки. Вложили ли в эти навек застывшие руки свечу?.. Даже Григорий не застал матери живой, хотя она, почувствовав, что дни ее сочтены, вызвала его из киевской бурсы. Не застал. Соседи положили ее в гроб, они и похоронили…
Ходил по вишеннику, словно искал следы ног теперь ставшей особенно дорогой матери. Нет, не найти ему ее следов!
У Богдана закружилась голова, заныло сердце. Он вдруг выхватил из ножен отцовскую, из дамасской стали, саблю, подаренную ему матерью, когда гостил у нее в Белоруссии. Взял ее за концы руками, то ли клянясь сабле, то ли любуясь украсившим ее узорчатым рисунком дамасских мастеров. Какие думы, какие воспоминания пронеслись в его голове, растравляли сердце…
К Богдану подошел Карпо и остановился перед ним, но тот его не замечал. Только когда Карпо заговорил, Богдан словно проснулся, поднял голову и посмотрел на своего побратима.
— Говорю, вертится земля, Богдан, вот еще одна новость у нас, — сказал Карпо и улыбнулся, стараясь как-то смягчить впечатление от своего неожиданного появления.
— Знаю, Карпо. Чаплинского назначили чигиринским подстаростой. Добился своего по милости Николая Потоцкого! Рано оперился! Пролезла вошь за воротник.
Карпо весело усмехнулся, подошел ближе к Богдану.
— Острянина убили свои же взбунтовавшиеся казаки…
Только теперь Богдан, как ужаленный, встрепенулся:
— И Острянина? Это на московской земле?
— Да, где-то там. Сразу после того, как он вернулся от царя с подарками для казаков и себя. Свои же казаки, переселенцы, взбунтовались на новом месте и убили. У казаков все шиворот-навыворот получается. Взбунтовались и… снова целыми группами возвращаются на Днепр. Лучше воевать за свою свободу и родную землю, чем зря топтать ее у соседей.
Пораженный новостью, Богдан обеими руками поднял саблю и изо всей силы ударил ею о колено. Но сабля из дамасской стали с пронзительным визгом пружинисто выпрямилась, острым концом поранив левую руку. Капля крови привела полковника в бешенство и он со всего размаху ударил саблей по сухому пню спиленной груши. Дамасская сталь не выдержала и разлетелась на куски.
Богдан посмотрел на окровавленную ладонь и с яростью отбросил разукрашенную рукоятку сабли в заросли.
— Краденая! Душу мне, как укор еще и за отца, терзает, — словно оправдывался Богдан, тряхнув окровавленной рукой. И снова посмотрел на Карпа, теперь уже другими, трезвыми глазами. — Острянина убили сами же казаки! Что творится в этом беспокойном и несправедливом мире! Кто же ведет этих казаков, убивших своего атамана?.. Хватит, Карпо… К черту все это! Есть у нас земля, хутор, два пруда с рыбой, пасека, сенокосы, занимаемся хозяйством. Довольно уже казаковать. Надо искать иных путей для осуществления своей мечты. Пускай Чаплинские и Пешты служат польской шляхте!
Взволнованный Хмельницкий положил руку Карпу на плечо. Чувствовалось, что в груди у него кипел гнев, но он старался сдержать себя. И пошли вдвоем, пробираясь, как в дебрях, между деревьями старого сада, на которых от весенних соков набухали почки.
На дорожке их поджидала Ганна. Вдали, насторожившись, стояла дворовая челядь. Невольно совершив такой поступок, он словно хотел покрасоваться перед ними. Хозяин!.. Оглянулся и посмотрел на Карпа, словно искал у него поддержку и оправдания своего поступка.