Хо Ши Мин
Шрифт:
В первых числах июля 1932 года, то есть ровно через год после начала судебного процесса над Сун Маньчжо, Лозби получил из Лондона радостную весть — его апелляция была удовлетворена. Одни из его коллег сообщил подробности слушания дела в Тайном королевском совете. Стаффорд Криппс, который защищал интересы гонконгских властей (впоследствии он стал видным деятелем английской лейбористской партии. — Е. К.), изучив материалы дела, пришел к выводу, что в случае нового судебного разбирательства гонконгские власти за недостаточностью улик могут оказаться проигравшей стороной и это нанесло бы удар по их престижу. Стремясь избежать такого финала, Криппс встретился с защитником Сун Маньчжо в Тайном совете, и обе стороны договорились подписать документ об освобождении аннамского
Гонконгские газеты, которые до этого хранили почти полное молчание в связи с «делом Сун Маньчжо», запестрели броскими заголовками: «Достойное внимания судебное дело окончено», «Аннамский ссыльный добивается свободы и избегает отправки в Индокитай», «Великая власть закона», «Апелляция в Тайный совет от имени Сун Маньчжо, — писала одна из газет, — который якобы является аннамским революционером, направленная в связи с приказом о высылке, подписанным в прошлом году губернатором сэром Уильямом Пилом, рассмотрена с учетом английского закона о неприкосновенности личности («Хабеас корпус»). Дело было приостановлено после дня слушания 27 июня на основе взаимных соглашений… Корона решила не настаивать на принятом ранее решении. В результате достигнут компромисс, согласно которому Сун Маньчжо будет выслан в то место, которое он сам изберет и которое должно сохраняться в тайне. Кроме французских властей, такое решение должно удовлетворить всех заинтересованных лиц…»
Итак, настал долгожданный день освобождения. Теперь важно как можно быстрее и скрытнее покинуть Гонконг. На семейном совете в доме Лозби было решено приобрести Сун Маньчжо билет на ближайший пароход, идущий в Европу, с которого он мог бы сойти на берег на первой же стоянке. Прощание было трогательным и немного грустным — супруги Лозби успели за год привязаться к своему подопечному. Но вот пароход отчалил, пересек живописную гонконгскую гавань и скрылся за горизонтом.
Каково же было удивление Лозби, когда через несколько дней он получил письмо от Сун Маньчжо, где тот сообщал, что, как только он сошел в Сингапуре на берег, его арестовала местная полиция. Затем под конвоем его привезли обратно в Гонконг, где он и находится сейчас в том же полицейском участке, что и год назад.
«Моему возмущению не было предела, — вспоминал Лозби. — В тот вечер я до глубокой ночи сидел за рабочим столом, размышляя, что же теперь предпринять. Наконец решение было принято. Утром следующего дня я направился в резиденцию губернатора. Выразив сэру Уильяму Пилу возмущение тем, что власти не сдержали своего слова, я попросил его разрешить Сун Маньчжо выехать в Сямынь (китайский курортный городок к северо-востоку от Гонконга. — Е. К.) рейсом парохода, который я сам выберу по своему усмотрению. На следующий день я получил личное письмо губернатора, в котором тот сообщил, что дал устное распоряжение освободить Сун Маньчжо, но при этом высказал опасение, что портовая полиция, которая проводит перед отправкой судна проверку пассажиров, может снова задержать Сун Маньчжо».
После второго освобождения Лозби устроил Нгуена в общежитие Китайской ассоциации молодых христиан. В целях конспирации ему купили типичное китайское одеяние, в которое облачались в тогдашнем Китае ученые мужи и элита, — долгополое платье с широкими висячими рукавами, на голову мягкую черную шапочку, на ноги матерчатые туфли. Нгуен приделал себе фальшивую бороду и усы — в те годы он их еще не носил — и стал неузнаваем.
Как незаметно выбраться из Гонконга? Чтобы избежать полицейской проверки, самый надежный, хотя и несколько авантюрный способ, — вывезти Сун Маньчжо на каком-нибудь катере или джонке в открытое море и там поджидать следующий в направлении Сямыня пароход. Но такой план вряд ли был осуществим без посторонней помощи. Размышляя об этом, супруги Лозби решили рискнуть обратиться за содействием к Саутону, который так хорошо отзывался об их вьетнамском друге. Вице-губернатор охотно согласился помочь. В один из дней он попросил у сэра Уильяма Пила разрешение воспользоваться его личным катером. Лозби приобрел два билета первого класса на японский пароход, шедший в Шанхай: один для Сун Маньчжо, другой — для своего служащего-китайца, которому он доверял и поэтому попросил сопровождать опального
В день отплытия парохода в предрассветные часы к пристани Сихуан — Западных королей — в аристократической части Гонконга пришвартовался катер губернатора с его флагом на мачте и с вооруженной охраной на борту. На борт катера поднялся изысканно одетый китаец в сопровождении секретаря. Он сердечно простился с двумя европейцами — мужчиной и женщиной, обнявшись с ними по очереди, и катер устремился в открытое море. Вдали показался белый пароход, идущий курсом на восток. С катера капитану парохода радировали просьбу остановиться и принять на борт двух гостей губернатора колонии, для которых на пароходе зарезервированы каюты. У спущенного на воду трапа высокого гостя встретил капитан парохода и, взяв под козырек, лично проводил его в каюту. Через несколько часов пароход благополучно пришвартовался в Сямыне, где ни английские, ни французские законы уже не имели силы.
…Чувство благодарности супругам Лозби Хо Ши Мин сохранил на всю жизнь. Став президентом свободного Вьетнама, он каждый новогодний праздник посылал им поздравительные открытки и цветы. В январе 1960 года престарелый Лозби с женой и дочерью приехал по приглашению Хо Ши Мина в Ханой, в качестве почетного гостя президента провел месяц в ДРВ, побывав в разных уголках Северного Вьетнама, вместе с Хо Ши Мином и его коллегами отметил красочный новогодний тэт…
В Сямыне Нгуен вел внешне праздный образ жизни богатого китайца, приехавшего сюда отдохнуть и поразвлечься. Гонконгская пресса хранила о нем молчание. По-видимому, его исчезновение осталось незамеченным. Выждав еще немного, Нгуен решил перебираться в Шанхай. Там он рассчитывал попасть на советский пароход, идущий во Владивосток. Ведь именно таким путем отправлялись на учебу в КУТВ группы молодых вьетнамских патриотов.
В Шанхае, как и в Гонконге, хотя этот город формально и принадлежал Китаю, хозяйничали империалисты. Там, где река Хуанпу впадает в Янцзы, стояли на якорях японские, американские, французские и английские военные корабли. В международном сеттльменте и во французской концессии, как и в кантонском Шамяне, управляли иностранные власти с собственной полицией. Тягостное зрелище представляли собой развалины рабочего района — Чапэя. Год назад жители Чапэя героически сражались против японского военного десанта, и в отместку за это японские корабли подвергли эту часть Шанхая жестокой бомбардировке.
Чтобы попасть в порт и на советский пароход, нужно было во что бы то ни стало установить связь с кем-нибудь из коминтерновцев. Но как это сделать? В каком-то из районов европейской части города вели свою незаметную для постороннего глаза работу боевые соратники Нгуена — представители Коминтерна при ЦК КПК Артур Эверт, Отто Браун, Манфред Штерн (или «генерал Клебер», как звали его в годы гражданской войны в Испании). Но путь к ним был для Нгуена наглухо закрыт. Пытаться вести какие-либо поиски на «международной территории», кишевшей тайными полицейскими агентами, было бы, пожалуй, верхом неосторожности.
Но и в китайской части города скрываться было не менее трудно — там свирепствовала чанкайшистская охранка. Нгуен продолжал играть роль богатого китайца, жил в приличном отеле. Но долго так тянуться не могло — деньги таяли на глазах. По вечерам он запирался в номере, ел вареную картошку, запивая ее водой, и допоздна стирал и чистил терявшее свой прежний лоск китайское долгополое платье.
Однажды утром он развернул местную газету. На глаза попалось сообщение: в Шанхай прибыла делегация европейских парламентариев — противников войны. В списке членов делегации Нгуен, к неописуемой радости, вдруг увидел имя Вайян-Кутюрье. Вот это удача! Вот кто может помочь ему связаться со своими. Надо только передать ему письмо и договориться о времени и месте встречи. Но как это сделать? В газете говорилось, что на одной из встреч китайских сторонников мира с делегацией присутствовала Сун Цинлин. В борьбе, которая постоянно шла в Гоминьдане, вдова Сунь Ятсена всегда была на стороне левых. После чанкайшистского переворота Сун Цинлин в знак протеста против забвения идеалов Сунь Ятсена уехала в Советский Союз и жила там несколько лет. Этой женщине можно довериться — принял решение Нгуен.