Хобо
Шрифт:
«Хорошая у тебя куртка», сказал я, щупая материал. «Вкус у скупщиков краденого становится все лучше». Мой большой и указательный пальцы оставляли следы на дениме с водоотталкивающей пропиткой.
«И у тебя неплохая куртка», сказала Наталия. «Махнемся?». Это звучало как приглашение. Она уже несколько раз носила мою замшу, причем на голое тело. Вечно какая-то поза.
«Она сильно поношенная», я потер рукав.
«Для натуральной замши это не страшно». Она надула губы, как будто ждала дистанционного поцелуя. Губы у нее были мясистые, прямо как две сосиски.
«Слушай, это у меня сегодня первая рюмка», я сменил тему, воодушевленный своим окончательным пробуждением. «Выпьешь чего-нибудь?» предложил я ей в качестве пролога к ничему.
«Мне слишком рано
«А-а», я посмотрел на нее с притворной заинтересованностью, «исправляешься».
«Исправляться я не собираюсь», двусмысленная улыбка испарялась в табачном дыму.
«Я тоже», я заказал еще рюмку. Во всех кофейнях одно и тоже: вместо дозатора пользуются пипеткой для глазных капель.
«Так значит…», она не закончила вопрос. Если это вообще было началом вопроса.
Я пожал плечами как черепаха в поисках панциря. «Я не знаю, что было потом», проговорил я извиняющимся тоном. Я не только не был на открытии того чего-то, но и закрытие пропустил.
Сейчас мы смотрели над головами друг друга. Ничего особенного там не было видно.
«Не забудь купить газеты. Тебе нужно какое-то занятие». Это было разумное предложение насчет того, как убить время до полудня. Я поднял рюмку в знак одобрения, а она поднялась со стула.
С ее стороны было очень тактично оставить меня спокойно допивать свое. Я не вступал в серьезные отношения с девушками. По-моему, каждая девчонка это женщина, уверенная в том, что Господь Бог поручил ей заботиться о мужском взрослении. «Самая новая бывшая девушка» — так я называл каждую, которая захотела бы еще раз со мной встретиться. Это не означало: выебать и выбросить. Нет, мой принцип был менее жестоким. Проведи со мной время и исчезни. По-тихому и быстро. Без проблем и без лирики. Я не строю из себя мачо. Достаточно для меня, достаточно для обоих. Любой другой вариант сводился к возникновению патетических вопросов типа: «А папа тебя лапал, когда ты была маленькая? Он от тебя чего-нибудь хотел? А ты ему дала?»
Я отправился в биллиардную «Чоя». Я вовсе не собирался закатывать шары в лузы, я хотел положить в карман деньги. Деньги, которые мне задолжал мой партнер по бывшему бизнесу. Риста Сантос. Светловолосый прохвост с узкими плечами, круглым лицом и толстыми щеками. Прошлым летом мы затеяли одно дело — я изготовлял бижутерию, а он ее продавал. Что-то на море, в Будве, что-то на книжной ярмарке в Белграде и еще в нескольких точках. Его задачей было обеспечить разрешение на торговлю и потом торчать рядом с прилавком и объяснять продвинутым, но малообеспеченным посетителям, что такое настоящее недорогое произведение искусства для подарка или украшения собственного внешнего вида. Один тип, с которым я в начале девяностых занимался контрабандой сигарет из Болгарии, научил меня делать разные виды сережек, главным образом из керамики, стразов и пробки. А еще из «заливки», это прозрачный столярный клей, который отлично схватывается и окрашивается любой краской, тушью, чернилами, кроме того в него можно поместить прозрачный циркон, малахит или нефрит. Особенно нравились мне сережки-«летучки», я их так окрестил за то, что они начинали покачиваться при малейшем ветерке. Делал я их из проволоки и кальки, на которой изображал китайские иероглифы, переписанные из «Женьминь жибао». Эту газету отец привез из Китая, он туда ездил лечиться иглоукалыванием, и перед возвращением завернул в печатный орган Коммунистической партии Китая шелковые скатерти и шторы, которые купил маме. Риста жаловался, что покупатели постоянно спрашивают его, что написано на сережках, и тогда я выдумал для него несколько вариантов перевода: «Самурай ищет врага в лесу» или «Мандарин смотрит за гору». Однако все сезоны уже закончились: и морской, и книжно-ярмарочный, и новогодний. От сережек ничего не осталось и пришло время поделить прибыль. Своей доли я не получил. Она ушла на Ристины «деловые оргии». Так получилось. Я закрыл на это глаза, на некоторое время, пока он не очнется от гулянок и не «вернется в жизнь». Я не настаивал, не надоедал ему. Но время шло, а Риста
Он заметил меня и подмигнул, это означало, что партия скоро закончится. Он вертел головой, оценивая расположение оставшихся шаров и выбирая угол для удара. Он сконцентрировался до такой степени, что стал казаться косоглазым снайпером, который никак не может поймать на мушку свою цель. С первого раза у него не получилось, но ему удалось заставить противника порядком понервничать, так что нового шанса ждать было недолго. На этот раз он сумел выйти на орбиту победителя и церемониально закатил черный шар в свою лузу.
«О, диджей Хобо! Пришел ковать новые планы», он пожал мне руку, держа кий в другой руке. Кий был доказательством его победы. Он чувствовал себя «героем дня» и хотел, чтобы это редкое чувство не покидало его подольше. Мое присутствие могло испортить этот короткий момент заслуженного удовлетворения души, поэтому он не переставал скалиться. Слишком сердечно и слишком беззаботно. И хотя он знал, что я пришел вовсе не для того, чтобы поболеть за него, казалось, он готов был поделиться со мной жетонами. Жетонами — да, но не кием. «Здесь не хватает музыки, звуков, которые раздаются прямо из стен, текут между столами и перекликаются с ритмом стука сталкивающихся шаров. По-моему, сайкоделический фанк был бы самым подходящим звуковым фоном», его, что называется, несло.
Я слушал его стоя, сгорая от желания сыграть с ним одну партию железным ломом, хотя это и не соответствовало правилам игры. Я бы попортил сукно, да и кого-то из игроков тоже. «Негритянская фанкиада требует и негритянского пота», продолжил я предложенную им тему. «А ты попотел недостаточно».
«Таков мой стиль», он стоял, опираясь на кий, словно дает интервью какому-нибудь спортивному журналу.
«Э-э, а вот у диджея Хобо ни стиля, ни денег», сказал я таким деревянным голосом, словно проглотил все кии в биллиардной.
«Что за нытье?», закаркал он. «Я слышал, ты работаешь в клубе у Барона, а он, насколько мне известно, хорошо платит своим людям».
«Но это не причина, чтобы ты не отдавал мне мои деньги», я улыбнулся ему одной из своих кислых улыбок, не думаю, что такие он часто видел в своей «сладкой жизни».
«Это ты что же, хочешь сказать, что Риста тебя кинул? После всего, что мы с тобой вместе прошли?» Он размахивал кием как дирижер палочкой. Готовился начать блюз о «добрых старых временах». «Я знаю, что тебе должен, и я знаю, сколько должен, но ты не переживай. Сейчас я замутил одно отличное дельце, лекарства из Греции, фактически я уже на финишной прямой, и бабла хватит не только вернуть тебе, но еще и останется на проценты за задержку».
«Я переживаю не за себя, а за тебя». Я мрачно посмотрел на блестящие заклепки, которые блестели в глубине его глазных впадин.
«Зокс», он резко изменил интонацию, «разве мы с тобой так когда-нибудь разговаривали. Не надо меня разочаровывать, прошу тебя». Удивление на его блиноподобном лице сменилось обидой.
«Я тебя разочаровал, а ты меня наебал», и я крупным почерком вывел на сукне, как обстоят дела.
«Слушай, ты чего, деньги будут, я же тебе сказал», он вытаращил глаза так, что теперь они стали похожи на биллиардные шары. «Сам видишь, какие времена. Ты думаешь, мне никто не должен? Но что делать, если здесь каждый строит из себя бизнесмена. Тот, кого кинули, находит кого-то другого, кого кинет сам. Всегда найдется тип, который подсунет тебе незаряженное ружье. А дело нужно как-то поддерживать, пусть даже на нулевой отметке».