Хочешь жить - не рыпайся
Шрифт:
Я кивнул.
— Яблочный сок?
— Яблочный сок, — подтвердила она.
Я вышел в коридор, направился к сестринскому посту. На пластиковом подносе стояли ведерко со льдом, бутылки и пакеты с фруктовыми соками. Худощавая медсестра в золотых очках наблюдала, как я наливаю яблочный сок в два пластиковых стаканчика.
— Она попросила принести ей что-нибудь попить.
Медсестра одобряюще кивнула.
— Чем больше жидкости она пьет, тем лучше.
— Она неплохо
— Ха, — вырвалось у медсестры. — Видели бы вы ее в два часа дня, когда ее привезли сюда. На ней лица не было. А сейчас она поспала, отдохнула.
— Как по-вашему, ее привезли не зря?
— В последнее время она много пила, и отнюдь не сок.
Я отнес оба стаканчика в палату Глории Пиплз. Она прикусила губу, увидев их, встала, протянула к ним дрожащие руки.
— Останьтесь у двери.
Я остался у полуприкрытой двери.
— Никого не впускайте, — она подошла к раковине вылила две трети содержимого стаканчиков. Повернулась ко мне. — Наполните их.
Я достал из кармана бутылку, отвернул пробку, наполнил стаканчики виски. Глория Пиплз протянула один мне, несколько капель выплеснулись на пол. Свой стаканчик поднесла ко рту, держа его обеими руками. Дважды глотнула, с удовлетворенным вздохом уселась в кресло, полезла в карман халата, вытащила пачку «кента», вытрясла из нее кончик сигареты, губами достала ее из пачки.
— Есть у вас зажигалка? Они не разрешают держать спички или зажигалку в палате. Приходится ходить на пост, там электрическая зажигалка.
Я дал ей прикурить, закурил сам.
— А теперь рассказывайте, Глория.
Шотландское сделало свое дело. На щеках Глории затеплился румянец. Сигарету и стаканчик она держала более уверенно. Ей даже удалось удержать их в одной руке, пока второй она приглаживала волосы. Впрочем, прическа ее от этого лучше не стала.
— Так Луиза говорит, что я ей звонила?
Я кивнул.
— Насколько мне известно, да.
— Я ей не звонила. Я никогда ей не звонила. А вот она позвонила мне.
— С чего бы это?
— Хотела, чтобы я ей кое-что отдала.
Я ждал. Добрые самаритяне привыкли ждать.
— Что именно?
— Она думала, если он проникнет туда, они поймут, в чем дело.
Конечно, мне следовало помнить о Иове. Вот уж кто умел ждать. Но я бы мог посостязаться с ним.
— Кто он?
— Ее домашний зверек. Телохранитель. Жеребец, которому она платила за то, что он ее трахал.
— Джонас Джонс.
Она вновь отхлебнула виски и кивнула.
— Он самый. Джонас Джонс.
— И куда он должен был проникнуть?
— В их квартиру.
— В чью?
— Бобби и этой сучки
— А ключи были у вас, так?
Мой вопрос дошел до нее не сразу, вероятно сказалось наложение спиртного на транквилизаторы.
— Откуда вам это известно? Никто не знал, что у меня были ключи.
— Луиза Эймс знала.
— Это другое дело. Она знала, что у меня были дубликаты всех его ключей. Он постоянно их терял.
— Вы все еще работали у сенатора, когда он купил квартиру в «Уотергейте»?
Она покачала головой.
— У него я уже не работала. Он перевел меня к Кьюку. Но я все равно держала у себя дубликаты ключей. Когда он купил квартиру в «Уотергейте», я позаботилась о том, что бы изготовили пару лишних ключей. Просто продолжала приглядывать за ним, хотя он ни о чем меня уже и не просил.
— И что вы сделали, послали ключи Луизе Эймс по почте?
Еще раз она покачала головой.
— Нет, Джонас заехал и забрал их.
— А что потом?
Она допила свой стаканчик.
— Думаю, я еще выпью сока.
— Пожалуйста, — я протянул ей свой. — Возьмите, я еще не пил.
Это ее порадовало. Она благодарно улыбнулась. Еще бы, доктор прописывал ей лучшее на свете лекарство. Она одним глотком ополовинила стаканчик.
— Не волнуйтесь. Я не надерусь.
— Я это знаю. Так что случилось после того, как Джонас взял у вас ключи?
Она пожала плечами.
— Наверное, он проник в их квартиру и выяснил то, что она хотела знать. По крайней мере, так она сказала.
— Когда?
Глория Пиплз задумалась.
— Вчера, — она энергично кивнула. — Да, да, вчера. Именно тогда Луиза позвонила и начала отчитывать меня.
— За что?
— За то, что я спала с Бобби. Она сказала, что знала об этом с самого начала, но не возражала, потому что чувствовала, что для него это всего лишь развлечение. А вот Конни Майзель, сказала она, совсем другое дело. Конни Майзель погубила Бобби, а вот теперь она намерена погубить Конни Майзель.
— Как?
— Этот самый вопрос я ей и задала. Как?
— Что она ответила?
— Рассмеялась и сказала, что я смогу прочесть об этом в колонке Френка Сайза.
— И что потом?
— Ничего. Она положила трубку, а я выпила пару бокалов «мартини». Может, даже три. Я очень расстроилась, — Глория заплакала. Слезы горошинами скатывались по ее щекам. Я испугался, что сейчас она разрыдается, а потому подошел и начал поглаживать ее по плечу.
— Ну, ну, — добрый, все понимающий доктор Лукас. — Все будет хорошо. Не надо плакать.
Она посмотрела на меня. Глаза блестели о слез.