Ход конём
Шрифт:
— А это уж, простите, мое дело!
— Ну-ну, цыплят по осени считают.
— Вот-вот... Нам, дорогой товарищ, нужны твердые гарантии, что Южный участок будет хорошо осушен и сможет давать ежегодно по двадцать миллионов тонн угля. Стране нужны не эксперименты со скважинами, а уголь, понимаете, уголь! Этим я и руководствуюсь в своей работе, — произнес Боков с плохо скрываемым раздражением и после продолжительной паузы патетически добавил: — Я думаю не о себе, а о государстве!
— Опять лозунги, — поморщился Владимир, чувствуя, как его уже понесло с шашкой наголо. — Надоело. У вас
Боков медленно поправил галстук, чуть заметно усмехнулся. Ровным, спокойным голосом, с нотками превосходства над собеседником проговорил:
— Спорить с вами или что-либо доказывать я не собираюсь. Старинная мудрость гласит: «Кто из двух спорящих умнее? — Тот, кто первый замолчит». Все, Владимир Петрович. У меня дела. Будьте здоровы.
Владимир молча вышел из кабинета. «Ничего, по существу, я не добился в Москве, — уныло думал он, направляясь к лифту. — Денег на бурение скважин по-прежнему нет... Остается только одно: ждать ответа из Комитета народного контроля СССР. Неужто и там не разберутся?.. И все-таки эта поездка не пропала даром. Мы, по крайней мере, теперь точно знаем, кто нам мешает в министерстве... Надо будет сегодня же позвонить Петрунину и Седых. А потом — Ане. Нет, сначала Ане...»
Петр Михайлович Кравчук приехал в Кедровск ночью. Выйдя из автобуса, застегнул на все пуговицы полушубок. Опустил наушники на шапке, осмотрелся. Мела поземка. Тонко гудели обросшие белым ворсом телеграфные провода, от сильных порывов ветра уныло и протяжно поскрипывали заиндевелые шляпы уличных фонарей. Возле конторы стоял высокий, напоминающий чем-то огромного бульдога, болотоход; двое горняков — в меховых куртках и валенках — грузили на него длинные деревянные ящики. Справа, со стороны сизо-фиолетового частокола деревьев, доносился сухой скрежет ковшей экскаваторов.
«Шагающие...» — определил по звуку Петр Михайлович и поежился от холода.
Узнав у прохожего дорогу в общежитие, подхватил чемоданчик и ходко зашагал.
«Интересно, спят они уже или нет? Вот будет сюрприз! А может, и не обрадуются вовсе. Особенно Володя...» — думал он, волнуясь так, словно завтра у него защита докторской.
Дверь отворил Саша. Увидев Петра Михайловича, он застыл от неожиданности. Черные стрелки бровей изумленно поползли вверх.
— Папа? Откуда ты?!
— Из Киева... Откуда еще! — улыбнулся Петр Михайлович и, покашляв в кулак, добавил: — Неудобно... вести разговор на пороге. Может, пригласишь в хоромы?
— Как тебе не стыдно?! — Саша укоризненно покачал головой. — Проходи, что за вопрос... Сколько же это мы не виделись? Почти... девять месяцев. Да, девять месяцев! — Засуетился, забегал. — Давай чемоданчик... Раздевайся, раздевайся! Продрог, небось, с дороги? Мороз-воевода дает прикурить! Ну, сейчас будем чай пить. Сию минуту... Пиджак тоже снимай. В комнате — Ташкент, двадцать пять градусов. Вчера только новую котельную пустили. У-ух, хорошо, что ты приехал... — Саша бросал на отца быстрые, пытливые взгляды. Постарел. И сизых иголочек прибавилось на висках... Ну, а что нового в Киеве? Как Ирина?
Выбрав момент, когда Саша примолк на несколько секунд, Петр Михайлович спросил, где Володя.
— Он сейчас в Красноярске. Девушка у него там — Аня Виноградова. Слышал уже?.. По-моему, с ней что-то случилось... Очень славная девушка! Помогла Володе моделировать... — Саша грустно скривил губы. — У нас сейчас тут дела... того... плохи. Почти труба. Вертикальные скважины директор комбината бурить запретил. Написали коллективное письмо в Комитет народного контроля, в Москву. Но пока — все тихо. Как говорится: ни ответа, ни привета.
— Я знаю обо всем, — вздохнул Петр Михайлович. — Регулярно переписывались с Сидоровым... Я выбил по Кедровскому месторождению дополнительную тему на два года. Помогать мне будет Самсонов, он приедет недельки через две.
«Вот так дела-а! — изумленно подумал Саша. — Впрочем, когда-то это должно было произойти. Не могло не произойти...»
— Что же это за тема?
— Она называется так: «Проблема сохранения воды и чистоты биосферы в связи со строительством Кедровского разреза».
— Конек твой. Значит, решился все-таки?
— А что делать? Иначе нельзя.
Они с Сашей долго еще говорили. Лишь где-то в третьем часу ночи, выдув два чайника внакладку, потные и раскрасневшиеся, как после хорошей русской баньки, стали укладываться спать. Саша уснул сразу, а Петр Михайлович до самого утра не сомкнул глаз. Сон не шел... Новая обстановка, новые люди. Встреча с сыном. Все перемешалось, завихрилось. Как в днепровских водоворотах. Петр Михайлович думал о Володе, об Ане Виноградовой — девушке, которую он не знал и которую его сын, очевидно, любит; вспоминал, о чем писал ему Сидоров, — и вздыхал, ворочался пуще прежнего. Конечно, хорошо, что он добился включения в план научно-исследовательских работ дополнительной темы по Кедровскому месторождению. Главное — зацепиться, а там пойдет... Но как, как пойдет? Что ждет его впереди?
В конторе Кравчук-старший появился ровно в восемь утра. Отыскал кабинет начальника разреза.
Томах, подобострастно улыбаясь, все время повторял, что он очень рад видеть Петра Михайловича в Кедровске. Давненько к ним не заглядывали настоящие гидрогеологи. ВНИГИ взял ценную, нужную всем тему. Вчера только Вадиму Ильичу звонил из комбината Волович. Правда, Илья Захарович говорил, что Петр Михайлович приедет сегодня вечером. А оказывается — он уже здесь. Ну, это, может, и к лучшему. Апартаменты готовы. Две комнаты. Телевизор, телефон. Все как полагается!
— Спасибо, но я буду жить с сыновьями, в общежитии, — сухо поблагодарил Петр Михайлович.
Томах обиженно надул губы:
— Зачем же так? Мы старались... хотели, чтобы вам у нас понравилось...
Но Петр Михайлович его уже не слушал: с интересом рассматривал висевший на стене плакат. Там была изображена роторная приставка к станку ударно-канатного бурения. Основные узлы, марки долот по категориям проходки, диаметры штанг.
— Это Сидоров повесил, — пояснил Томах. — Наломали дров с этими скважинами...