Ход слона
Шрифт:
Трое зеленых кубчатых окончив положили на полу сеточку: лундыш-свет. Были стены убиты жарким бархатом. Перед образом Деисусовым стояла поклонная колодочка; раскрыто было харатейное евангелие на ней.
От лежанья смялся опашень - "зуфь синяя с петли серебряны". Читал Иоанн, держа в руках четки - рыбий зуб, да меру гроба господня - шелковую тесьму.
Была та книга: "Повесть некоего боголюбивого мужа, списана царю Ивану, да сие ведяше, не впадет в сети отъялых человек и губительных волков".Творился в ней извет на Бомелия, и были там такие
Вздохнул Иоанн: - Заяц ты, заяц и есть!.. Ох, тяжко мне, тяжко! Хочу за грехи свои пострадать!..
Вошли Годунов и Елисей. Годунов сказал: - Государь, по слову моему, а твоему указу учали в Новегороде кабаки ставить, и ныне зделалось там воровство и убойство. А допреж сего такова у них не бывало. Помысли, государь, о своей вотчине,- от хмельных людей ни проходу, ни проезду нет!
Махнул Грозный рукой.- Недосуг! Ужо, поразмыслю!
Нахмурился, ушел Годунов. Распечатал Иоанн уста, что сургуч темен да ал: - Ведомо мне: живут в народе про житье мое слухи да подзоры,занимается-де царь чернокнижством, а всех безымянных людей на бога оставил. Ну, худо было бы, кабы я за них взялся!.. Сказывай, за чем пришел?
– Привели, государь, либерею переводить Веттермана с товарищи.
Встал царь.- Веди тотчас в тайник! А гороскоп составил?
– Неладно стали звезды,- посмотрел Бомелий в упор.- Посох-то, государь, возьми, может, в темноте сгодится...
Еще трое высоких кубчатых окончив положили на полу сеточку: свет-багрец.
Смутный бродил Шкурлатов у ворот Колымажных.
Стало сердце, что уголь рдян; опахнула грудь любовь-жалость неодолимая. Каючись, вспоминал горючие, синесветые глаза; не ведал, как избыть беду Аринушкину.
Воротился царь из бегов,- опять свели под терема боярышню. Крепки двери железные, цепи - в кольца проемные, замки - вислые, ухищренные; бережет ключи сизобровый Елисей...
Кинулся Шкурлатов к замочному мастеру Ивашке Драному.
Сидит на полу Ивашко с братом Еремкой. Кипит работа. Раскидан по избе слесарной снаряд.
Под руками - жильные струны, дрель с гирей, напилок да наверточек; горит медь прутковая, играет на солнышке слоистая пестрая слюда.
Изумился Шкурлатов: - Что за диво?
– Летуна ладим,- молвил Драной,- летать мыслим; глянь-кось!
– И впрямь!
– стояло на печи чучелко соколье, дрожала в привертных тисах слюдяная летальная снасть.
– Эх, летень-летало - ума не стало?
– осерчал Шкурлатов.- Закинь, Ивашко, потеху,- докука есть!..
Повел речь: так-де и так. Поразмыслил Драной и гостя по плечу ударил: - Добро! Собьем замок!.. Завтра о полдень приходи с реки под башню Тайницкую. Ходы ж мне ведомы. Нарыл их, что крот, шалый царь!..
Ступил Шкурлатов за дверь,- из клети дьяк Гаврило Щенок вылез.Наказал ему большой боярин быть у Драных, смотреть за работой.
– Ох-ох-ох!
– зазевал.-И сладко ж мне спалось! АН солживил: и вовсе не спал, все дознал, все, козел рыжий подслушал.
Молвил: - Ну-те, соколята, пойду-ка я красного квасу испить!..
3
Тяжко пали над головами косые низкие своды. Бросили по ним шаткие светы слюдяные фонари.
Стража ввела Иогана Веттермана с завязанными глазами и еще двоих с ним.
– Развяжите глаза!
– сказал Иоанн.
Медленно и внятно заговорил Бомелий: - Идет про тебя, Веттерман, молва, что зело ты погречески и по-латыне знаешь. Желает царь перевести свою либерею. Дадут вам десять человек писцов. Царь, аки бог: из мала велика чинит. Коли переведете, как никто, пожалованы будете. Ну, гляди, какие тут книги есть!
Был Веттерман рыжебород и благообразен. Степенно подошел к раскрытому сундуку.
– Плохое у тебя чутье!
– засмеялся Иоанн и молвил Бомелию: - Сымай печати!
Забегал Елисей, обламывая свинец, раскручивая проволоку. Один за другим со звоном раскрылись сундуки.
Стоял Веттерман, прямой, как доска; забрал несколько книг на свет. Попались алхимические: Анонима Космополита- по-латыни и арабские: Алмамун и Алманзор. Взял еще. Были то: Ливиевы "Истории", Светониевы "Истории о царях" и Юстинианов кодекс на пергамине.- Затрясся Веттерман; вынимал, обдувал пыль, громоздил на полу горы; волосы у него ко лбу прилипли, забыл про царя совсем.
Иоанн глянул в глаза: - Што, переведешь?
Поднял Веттерман голову, подумал, задышал шумно.
– Государь, сокровища, равного сему, в мире нет. Но, если б дал ты мне даже все свое царство, и тогда бы не взялся. Ищи, кто поумнее,- бессилен тут разум мой!
– Нет, нет! Не умеем!
– закричали немцы. Дрожа, смотрели на Иоанна, грозы ждали. Засопел царь выгнутым носом, скосились глаза медяные.
– Опасаетесь, не просидеть бы весь век за работой? Ладно, ступайте! Других сыщу!
Ударил посохом - высек искру. Вышли немцы. Плюнул вслед, захлопнул сундук.
В великом гневе прошел Иоанн к себе в опочивальню. Не ведал, на чем бы душу отвести.
Была у него забава: птенцам голубиным головы сворачивать, стоя на крыльце, суке меделяновой своей бросать.
Кликнул кравчего: - Подать мои два гнезда голубей кизылбашских!
Склонился тот, глаз на царя не смеет поднять!
– Повыпустил голубей молодой царевич Иоанн, - тихо сказал он.
Заклокотал царь, прелютостью наквашен: - Зови тотчас царевича сюда!
Прошел в палату Крестовую, засопел, дожидаючись... Были подписаны стены темным золотом, пол мощен дубовым кирпичом. Лежало полковра: по лазоревой земле -собаки и козы в травах.
Вошел царевич.
– Здрав будь, батюшка!
Удивился Иоанн, прошел гнев.
– Здравствуй, чадушко! Чего нынче ел?
Тихим, бледным голосом ответил царевич: - Уху курячью, утку верчоную, тетерева глухого под заваром.
– Славно ел,- кивнул Иоанн; взвизгнул, вдруг, тонко сказал в нос: - А голубей моих куды девал?