Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2
Шрифт:
Аранбаля явно что-то беспокоило. Он ломал пальцы больших рук, гримасничал губами и поводил плечами, словно ненароком был втиснут в неудобную одежду. Только глаза его оставались ко всему равнодушными или туманно-загадочными.
– Что будете пить? – нервно спросил он, когда молчание затянулось, улыбки растаяли, а внимательный взгляд Симона стал для него надоедливо-невыносимым.
– Ничего пить не будем… дорогой Аранбаль. – В голосе Симона пропала елейность. Он заговорил сухо и твёрдо: – У нас деловое свидание. По твоей вине. Мы тебя предупреждали…
– Так это всё-таки вы?.. похитили?.. мои?.. – шорохом хрустящей бумаги, раздельно, с придыханием и удивлением выдавил из себя Аранбаль, кривя губы.
Хрустальный бокал в его руке хрустнул, он демонстративно придавил его громадной ладонью к столешнице и медленно растер, выражая губами презрение и угрозу.
Иван содрогнулся и внутренне сжался. Ему почудилось, что это он сам, а не теки, придавил своей ладонью осколки стекла. То-то, Симон говорил о подобном чувстве…
– У меня достаточно сил справиться с тобой и с ними, – Аранбаль кивнул тяжёлой головой в сторону Толкачёва.
– Возможно. Однако ты так и не понял отличия теки от настоящих ходоков во времени,
– А я не верю в отличия! Стрела времени…
– Это я от тебя слышал в прошлый раз.
– Послушай ещё! Вы хотите меня надуть своими сказочками, чтобы легче было присвоить то, что я собрал, накопил и теперь приумножаю?
– Всё это ты украл…
– Не украл, а спас! Я спас всё это для того, чтобы другие не могли этого присвоить.
– Значит, если присваиваешь ты, то такое положение правильное, а если другие…
– Я – это я!..
Аранбаль налился кровью, подался вперёд, едва не опрокидывая стол, и перешёл на крик, обвиняя Симона и иже присных с ним, в лице Ивана, в жульничестве, сектантстве и неуважении к самому Всевышнему, который знал, кого избрать для совершения своей воли. И он избрал именно его, Аранбаля, так что в словах Симона нет ни грана правды, ни искры божьей…
Толкачёв недоумённо слушал текиверта. В нём росла уверенность: перед ним сумасшедший. Он незаметно показал это Симону, покрутив пальцами у виска. Симон на это движение Ивана отозвался лишь своей кривой усмешкой одной щеки. Но тут же согнал её. Аранбаль растирал по столу уже третий бокал. Симон выпрямился и, словно не видя буйного поведения собеседника, строго, спокойно и веско сказал ему:
– Было и это… Всё уже было… Ты повторяешься. А Всевышний предупреждал: – Не укради! Если наш разговор сегодня окончится впустую, то мы сейчас встанем и уйдём, а завтра у тебя не будет за душой ни сантима.
Губы у Аранбаля скривились как от боли. Рука его ухватила бутылку, большим пальцем он легко отломил у нее горлышко, налил вина в новый бокал под ободок, выпил залпом и раздавил посудину в руке; ссыпал осколки под ноги на красивый ковер.
Глаза его в эти мгновения оловянно отсвечивали и ничего не выражали – две монеты в новый рубль, так оценил его глаза Иван.
«Точно сумасшедший!» – утвердился он в своей мысли.
«Нормальный человек, чтобы показать силу и уверенность в себе столько посуды бить не будет, – думал он с зарождающимся беспокойством, недоумевая при этом на поведение не Аранбаля, сколько Симона. – Чего он, собственно, добивается? Будто бы договорились не канителиться, а брать «быка за рога» сразу и сворачивать ему шею. Интересно, конечно, посмотреть, как человек может ломать и растирать в пыль бокалы. Словно орехи щёлкает, как мельница мелит. Но первый раз это удивительно, второй – значительно, третий – уже непонятно, а четвёртый – даже смешно».
– Ваня! – позвал Симон, – посмотри вокруг.
Повторять не надо было. Иван стал на дорогу времени, и почти тут же столкнулся с двумя ходоками. Один из них оказался теки. О том, что он теки, Иван догадался, видя его странные, из стороны в сторону, движения, как в мазурке: бочком, бочком вправо, потом рывок влево с небольшим продвижением вперёд.
Некоторые ходоки – о том Ивану рассказывал Сарый, – чтобы отметить точку зоха в пространстве и затем не искать её, иногда прибегают к способу теки.
Одного из них он узнал по описанию Арно – это мог быть Осикава. Второй, явный ренк, был тогда, по всей вероятности, Жулдас.
Так вот где они, отпав от Радича, окопались. У Аранбаля.
Всё это: опознавание теки и ренка, вспоминание их имён, удивление от встречи – длилось для Ивана несколько мгновений. Жулдас и Осикава первыми набросились на него сразу вдвоём.
Переход от беззаботного сидения в кресле и размягчённых размышлений о чудаковатости Аранбаля к необходимости защищаться явился для Ивана неожиданным. Вздохнул спокойно, а выдохнул уже с натугой, с трудом стряхивая с себя тяжёлых и цепких ходоков.
Костюм от самого Руже сразу затрещал по всем швам, давая мышцам свободу.
– А-ах вы! – грозно рявкнул Иван, почти на полголовы возвышаясь над противниками, которые ожидали, по-видимому, появления кого-то другого.
Возможно, того, слабее Ивана физически или менее поворотливого во времени. Это могли быть и Симон, и дон Севильяк.
Иван выиграл начало и теперь знал, как закончить схватку.
Подручные Аранбаля сделали новую попытку напасть на него, но он не дал им возможности действовать согласованно вдвоём. Вначале поймал за руку Жулдаса, резко рванул его на себя, машинально отметил его способность сопротивляться приёму, но сила силу ломит, сделал ему подсечку и грохнул оземь. Осикава поспешно уходил в прошлое. Иван догнал его в один шаг и швырнул на поверженного Жулдаса.
Короткая проверка временной округи больше ничего не показала. У Аранбаля вся надежда, наверное, была на ходоков из группы Радича. Самой группы уже не существовало, а некоторые могли просто отказаться помогать нуворишу, остались лишь эти двое.
Ведомые Толкачёвым за шивороты, Жулдас и Осикава не сопротивлялись.
КЕРГИШЕТ проявился с ними у Аранбаля в кабинете, где хозяин, кривя презрительно губы, расхаживал по дорогим коврам, легко неся своё грузное, сильное тело. Он явно опешил, видя, как в его кабинете проявляется троица ходоков, как Иван молча рассаживает помятых теки и ренка в кресла. Посадив стражников Аранбаля и придав им устойчивости, дабы они не свалились на пол, Иван вытер руки о порванный костюм, проведя ладонями от груди к бёдрам, и отошел к Симону.