Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2
Шрифт:
– Почему бы и нет? – сказал он как можно увереннее. – Как только удостоверюсь, что могу пробить тебя в твоё будущее, так и попытаемся это сделать…
– А что проверять-то? – встрепенулся Джордан. – Мы, как с тобой встаём на дорогу времени, так каждый раз ты меня в моё будущее раз по пять пробиваешь. Будто через узкую полосу огня протаскиваешь!
– Ты это… что… – проговорил Иван, находясь в полной растерянности, – серьёзно?
– А чего мне врать-то? Сам посуди. Здесь же время на время наползает, всё вокруг, как шкура у кошки, всеми цветами раскрашено. А тебе – то невдомёк, куда ты меня тащишь.
– Что ж ты мне не говорил?! – воскликнул Иван.
Он одновременно удивился и возмутился признанию Джордана, так как немало уже поломал голову над вопросом проведения местного ходока в его будущее. Необходимо было узнать, как он будет воспринимать время у истока временного канала, там, где находился монолит будущего у него самого.
А впрочем, есть ли этот монолит? Его будущего? Может быть, он и сам, не замечая того, переходил в него?.. Э, нет! Монолит виден даже с точки зоха при входе в поле ходьбы, – решил он. Но мысли о том так взбудоражили его, что он на время позабыл о Джордане. Он смотрел на него и не видел.
Нет, он, конечно, видел, как у того округлились глаза, так как Джордан тоже был немало удивлён вопросом Ивана, но долго не отвечал на действия местного ходока.
– Тебе? – теребил Джордан за рукав Ивана. – Тебе надо было говорить?.. Я думал, ты знал. Ты же, говорю, когда идёшь, то, не разбираясь куда прёшь, и прёшь через времена, а я – везде за тобой. Обычно там у меня на грани пропасть бездонная, а с тобой…
– Вот это да-а… Любопытно, – задумчиво произнёс Иван. Всё-таки поле ходьбы Кап-Тартара радикально отличалось от внешнего ему, тому, где привык ходить Иван. Здесь везде действовали свои закономерности. – Скажи, а ты сам можешь войти в своё будущее?
– Нет! – резко и отчуждённо сказал Джордан. – Пропасть там!
Он болезненно воспринимал те вопросы КЕРГИШЕТА, которые касались его ходьбы во времени до встречи с ним. Иван уже понял это и старался обходить нежелательную тему, но разговор зашёл о слишком существенных вопросах, чтобы беречь нервы местного ходока.
– А со мной, значит, смог. И что ты при этом ощущал?
– Говорил же – огненная вспышка. Вздрогну, и всё.
Иван, не зная о том, думал, что причиной его вздрагиваний было совсем иное. Считал, что у Джордана всё-таки видение поля ходьбы – это столбы да ямы, потому-то его и передёргивало от неожиданно возникшей под ногами ямы, либо от столба, на который он его выводил.
– А при возвращении?
– При возвращении ничего не замечал.
– Да уж, – покрутил головой Иван. – Тогда… Осталось это проверить и в нашем поле ходьбы… Нет! Надо же! Ты, Джордан, где надо – молчун, а где не надо – болтун.
– А ты меня спрашивал? – возмущённо возвысил голос местный ходок и воинственно вздёрнул щетинистый подбородок.
– Однако! – занегодовал и Иван. – Ты же сам должен соображать, что к чему. Тебя в будущее протащили, а ты… Тьфу, на тебя!.. Но если это так, то… – Иван даже замер от пришедшей мысли. – Здесь, наверное, можно и других пробить в будущее! И в моё тоже…
Джордан незамедлительно окатил его холодной водой, сказав:
– Зачем это? Других-то? Они тут всё истопчут. Это ты, КЕРГИШЕТ, брось! Я с ними ходить не буду!
– Да не ершись ты! Тебе сейчас не понять…
– Куда уж нам, – обиделся Джордан. – Вы там все…
– Не все! – отрезал Иван. – Дослушай! Я вот о чём подумал. Смогу ли я здесь пробить в будущее других ходоков не для того, чтобы тебя позабавить или позлить. Если да, то появляется возможность… Для меня возможность, чтобы иметь поддержку в их лице. Там, в будущем Кап-Тартара, всё не так просто, как ты думаешь. А я кое-что знаю… Впрочем, не буду пока гадать. Надо сначала посмотреть, а уж потом решать… Ну, чего ты куксишься?
– Набегут тут, – пробурчал Джордан, отворачивая лицо.
Ну, до чего он похож на Учителя, даже репликами!
– Вот тут ты не прав. Чтобы набежали, мне, сдаётся, немало надо будет сделать. Ты думаешь, они спят и видят, как бы тебе насолить и ворваться с тобой во главе в местное поле ходьбы? Да мне их ещё придётся уговаривать, уламывать, чтобы согласились. А ты – набегут да набегут… Ладно. Я, пожалуй, схожу домой. Помоюсь от души. А то вы тут в Фимане почему-то этим пренебрегаете. Воду жалеете?
– Не пренебрегаем. Видишь ли, скоро, по всем приметам, наступит очередная эгепия. Кто моется, тот, говорят, быстрее стареет. Вот и получается так.
– С вами не соскучишься. Суеверия. Что у вас, что у нас… У нас вот этих эгепий нет, но нечто подобное процветает на каждом шагу. Чёрная кошка перебежала дорогу – жди беды. Кто-то с пустым ведром встретился – пути не будет. Это, так сказать, по малому. А то некоторые днями даже не едят. Постничают. Суеверия…
Джордан прищурился и чем-то стал походить на Симона, когда тот так же смотрел на него, будто через прицел снайперской винтовки.
– Не-е, КЕРГИШЕТ. Ты безбожник, тебе, поэтому, всё не так. А все нормальные люди…
– Я их шизофрениками зову, – вставил Иван своё мнение.
– Как их ни назови, но они…
– Всё, всё! – замахал руками Иван, словно отбиваясь от надоедливой мухи. – Выходим в реальный мир. И – я домой!
Хорошо возвращаться домой.
Там тишина и никаких временных штучек: будильник мерно, главное, уверенно отстукивает надёжные равные друг другу секунды, минуты, часы… Мир упорядочен, стабилен, неумолим в своём поступательном движении – вперёд, и только вперёд, то есть в будущее, отшвыривая назад миг настоящего, втискивая его в бездонную урну прошлого. Сейчас утро, за ним – всегда наступит день, потом – вечер. Сегодня май, а через месяц – июнь…
И это правильно. Но до поры до времени!
Вселенские законы правят до тех пор, пока пытливый ум разумного существа, порождённый ими же, не захочет проверить их на прочность или на законность.
Вот тут-то и начинается чехарда и беспорядок.
Незыблемое будто бы постоянство времени можно, оказывается, разорвать на клочки и смешать их так и по-иному, изменить вектор его направленности, прорваться назад – в прошлое и наследить в нём. Но, к счастью, время умеет безжалостно заметать эти следы, лечить раны, нанесённые ему разумом, словно ласковая мать, не замечающая и исправляющая ошибки своего любимого дитяти.