Ходячие. Второй шаг
Шрифт:
Этих двух слов вполне достаточно. Сейчас парень должен произнести свое дежурное: «Возьмите газетку, пожалуйста». Но тот молчал.
– Кто там? – повторил он громче, уже понимая, что парня, конечно же, не впустит.
Горецкий потер подбородок. Щетина уже довольно убедительная. И щека почему-то горит. Голова трещит умеренно. Кофейку бы. Но в том, чтобы просить кофе сразу после того, как он увел самолет от столкновения, было нечто суетное. Ситуация требовала хотя бы непродолжительного молчания.
Ручка штурвала самолета – один из самых удобных
Якушев смотрит слишком уж пристально. Это шок. Сполохи пламени от горящего SuperJet-100 остались позади. Пассажиров лишь тряхнуло, некоторые пролили чаек на коленки. Горецкий снова потер щеки и поморщился, когда щетина кольнула свежую ссадину на ладони. Летчики часто отказываются бриться перед рейсом – дань приметам, которые в авиации чтут. Но он, Горецкий, бриться попросту поленился.
– Что ты его так близко подпустил? Хотел получше рассмотреть?
– Я не знал про него, – прошептал Якушев пересохшими губами и добавил робко, как школьник, не выучивший урок: – У нас не работает связь. Вообще.
– Все у нас работает, – мрачно констатировал Горецкий, покрутив по очереди все ручки приемника.
– Почему тогда никого не слышно? Я все частоты перепробовал. Я что, по-твоему, идиот?
– Это – пожалуйста, если тебе так нравится. Но мы ничего не слышим потому, что нам просто не отвечают. Сигнал есть – диспетчеры молчат.
По лицу Якушева промелькнуло облегчение, которое сразу сменилось озабоченностью.
– Садиться, видимо, будем вслепую, – кивнул Горецкий и нажал кнопку вызова бортпроводницы: – Дашенька, где там мой кофе? Разве я не заслужил?
Даша уже давно усвоила: пассажиры вечно нервничают из-за ерунды, тогда как настоящие неприятности остаются для них «за кадром». Когда в иллюминаторе появился SuperJet-100, все, кто прежде так волновался из-за небольшой тряски, даже не сообразили, что их рейс постигли настоящие проблемы. Крики были, но не те, которых следовало ожидать.
– Дай, дай я сяду к окну! – завопила подружка черноволосого красавца. – Егор, да поменяйся ты со мной местами! Я с ним сфотографируюсь!
– Сядьте быстро на место и пристегнитесь! – Даша буквально толкнула ее в кресло.
– А почему увезли тележку с напитками? – спросила девица.
– Да сядьте вы!
Их чуть не задело крылом другого самолета, а она беспокоится о чае.
Лишь когда небо под ними вдруг расцвело сполохами, похожими на оранжевые облака, девица, наконец, завопила от ужаса. «Если бы ты знала, что у нас нет связи и мы в буквальном смысле идем под Богом, то запела бы еще громче», – горько усмехнулась про себя Даша.
Якушев снова был на грани истерики. Остервенело нажимая кнопку связи с диспетчерами, забыв о радиоэтикете, он матерился, призывая ответить хоть кого-нибудь. Происходящее напоминало дурной сон. Страх, растерянность – и никакой помощи, никаких разъяснений. А уже пора начинать снижение. Горецкий даже не смотрит в его сторону – уставился воспаленными глазами перед собой.
– Может, до Финляндии? –
– У нас перерасход топлива. Всю дорогу встречный ветер. Будем садиться в Питере.
– Но нет же никакого сигнала!
– Решение о посадке принимаю я. Точка.
Виктор Якушев тер ладонью лицо, бешено глядя на командира.
– Объявляю посадку в «Пулково», – заявил, наконец, Горецкий.
И тут Якушев, у которого окончательно сдали нервы, закричал: «Нет!» И сделал то, чего делать нельзя ни при каких условиях, – схватил руку главного пилота, которая уже опустилась на рычаг. И сразу же получил молниеносный удар в нос, такой точный и стремительный, что Якушев едва не потерял сознание.
– Сука! Ты у меня под суд пойдешь! Я тебе обещаю, ты сядешь! – взвыл он. Впервые Якушев позволил себе кричать на командира. Самолет, черпнув воздух носом, стал плавно снижаться.
– Соберись, – попросил Горецкий. – Другого выхода нет. Верь мне.
Зажав нос пальцами, Якушев метнул на первого пилота полный злобы взгляд, но тот будто не замечал. И тогда, наконец, пассажиры услышали твердый и приветливый голос: «Говорит капитан корабля Сергей Горецкий. Мы приступили к снижению и приблизительно через двадцать минут совершим посадку в аэропорту „Пулково“. Просьба всех занять места и пристегнуть ремни». Но, как только они вынырнули из облаков, стало понятно – посадка будет, мягко говоря, проблемной.
За годы работы Даша навидалась разновидностей человеческого страха. Достаточно заглянуть в глаза пассажиров, когда происходит что-то незапланированное. Перспектива рухнуть с высоты заставляет человека сбросить все напускное и стать самим собой. И сейчас будто ветер прошел по салону, срывая со всех маски.
Под ними как на ладони простирался Петербург. Уже можно было различить флаг на крыше Константиновского дворца. Скопление машин на шоссе: фуры, легковушки, автобусы. Обычная картина. Но пейзажу, открывшемуся их взглядам, не хватало динамичности. Машины стояли, сгрудившись на дороге хаотично, застыв в самых разных положениях. Дом в каких-то ста метрах от дворца горел, но ни одна пожарная машина не стремилась к нему, прося всех расступиться. Не прорывались к президентской резиденции и полицейские, вращая мигалками. По другую сторону шоссе гигантской гусеницей извивался по земле сошедший с рельсов товарный состав; из вагонов высыпались щебенка и песок.
Наконец, впереди показалось летное поле, на котором факелами полыхало сразу несколько самолетов. Даша автоматически сосчитала: четыре. От одного остались лишь обломки хвостовой части, все остальное рассеяно по земле.
– Как нам между всем этим садиться? – Сама того не желая, Даша сказала это вслух и обе фифы сразу завизжали.
– Сохраняйте спокойствие! Не вздумайте вставать, – рявкнула Даша.
Мозг работал на всех оборотах, заставлял подмечать мелочи, на которые раньше она не обратила бы внимания. Она не ошиблась, когда решила, что в компании молодежи не все так гладко и сладко, как могло показаться. Оба парня сразу же дали понять, что девицы значат для них не слишком много. Один бросил подружку и пересел назад, к сестре.