Хофманн
Шрифт:
На Барфюссерплатц Винсенту пришла в голову мысль выпить немного пивка. Почти одиннадцать часов, время для этого самое подходящее. Слева от него в угловом доме находилось бар-кафе «Штекли», его зеленые ставни сулили уют, но он пошел направо, в «Фурнсбург», где можно было попробовать местный сорт пива «Вартек». Во всяком случае, рекламная вывеска «Вартекбир» была видна издалека. В ресторане почти не было посетителей, но во всем интерьере чувствовались изысканность и вкус, так высоко им ценимые. Потягивая пиво, показавшееся ему на этот раз, кстати, не таким вкусным (нет, оно было совсем неплохим, но он предпочитал английские сорта), он в мыслях возвращался к событиям последних дней и часов. Жанетт накануне сказала ему, что уезжает примерно на неделю домой, в Париж, потому что ее тетя, у которой она, между прочим, была опекуншей, лежала при смерти, и ее матери необходима была помощь. А еще она просила его съездить в Баден-Баден, чтобы присмотреть за Пьером. Она считала, что Клаудиа оказывает на ее брата дурное влияние; он стал каким-то рассеянным, нервным, не
Из окна ему открывался вид на Барфюссерплатц. Ему нравилась деловитая активность бездельников, сохранивших, как ему казалось, свойственные им еще со средних веков спокойствие и размеренность. Отпивая маленькими глотками пиво, он думал о том, что сознательно ничего не сказал Роберту о своих приключениях прошлой ночью. Ему не хотелось излишне волновать Роберта, потому что у Клаудии явно не было никаких тайных любовных связей, просто она занималась какими-то своими темными делишками. Интересно, она сама убила того человека или играла роль сообщницы? Придется позвонить Эдварду и все ему рассказать. Им овладело безошибочное предчувствие, что вся эта афера ему не по зубам. Зачем же втягивать в нее и Роберта? И вообще, он слышал по радио в новостях, что этого адвоката застрелили из пистолета Бургера. Но тогда это никак не могла быть Клаудиа. Он решил подождать сообщений в газетах, там будет написано поподробнее. Может быть, тогда ситуация прояснится? Эта история, хоть и тревожила его слегка, но не настолько, чтобы отвлечь его мысли от планов на будущее и его чувств к Жанетт. То, что он любит ее и хочет начать с ней новую жизнь, не вызывало у него никаких сомнений, и за эти дни в Базеле его уверенность только окрепла.
Но в то же время он вдруг осознал, что знает ее далеко не так хорошо, как он всегда думал. Вот, к примеру, ее огромная, безоглядная увлеченность антропософией. Его удивило, что они поехали в Дорнах на машине, хотя можно было спокойно ехать туда на 10-м номере трамвая, шедшего от Эшенплатц. Ведь до Дорнаха рукой подать. Правда, в четверг они совершили небольшую вылазку в окрестности и осмотрели несколько маленьких городков, но, с другой стороны, Жанетт обязательно хотелось остановиться на ночлег у знакомых, чтобы быть поближе к этому месту. Они поздно ложились и рано вставали, хотя им никуда не надо было спешить. Он сам оставался совершенно равнодушным ко всей этой ауре Рудольфа Штайнера и его церемониям. Конечно, величественный Гетеанум, эта попытка воплотить человеческий дух в бетонную конструкцию, производили сильное впечатление: аудитории, окрашенные в естественные, природные тона, огромные окна большого зала, символическое изображение микрокосмического пути, конечно же, гигантская скульптурная композиция, созданная самим Штайнером, так называемая «Группа», изображавшая три главные движущие силы мироздания — Люцифера, Аримана и Христа. Все эти вещи действительно производили сильное впечатление, но, когда он вспоминал об этом дне, перед ним прежде всего вставал образ отца Стефана — его любовь к людям и постоянная готовность к самопожертвованию оставили неизгладимый след в памяти Винсента. Обаяние этого человека затмило все остальные впечатления от Дорнаха. Он заметил, что мысли уводят его все дальше и дальше. Вспомнил, что Патриция когда-то хотела поехать с ним в Перу. Однако в то время ему никак нельзя было уходить в отпуск, и он был рад, что причина отказа нашлась так быстро. А Патриция, интересно, что она сейчас делает; и как она будет реагировать, когда он ей скажет, что хочет подать на развод? Он вынужден был признаться себе, что после стольких лет супружеской жизни не мог с уверенностью предсказать ее реакцию на такой шаг. Но делать нечего, сразу по возвращении в Лондон он пойдет к адвокату, своему другу Джеймсу. Нельзя больше терять ни дня; и еще он спросит своего друга из Дублина, остается ли в силе его предложение насчет работы. Жанетт упрекала его в слабости. Этот упрек он должен опровергнуть. Он докажет ей, что в состоянии переделать свою жизнь.
Но сейчас первым делом надо ехать в Баден-Баден и оттуда позвонить брату в Лондон. Да, еще надо позвонить в его любимую гостиницу в Баден-Бадене и заказать номер. Винсент уже не раз останавливался в отеле «Бадишер хоф» и предпочитал его всем остальным. Клаудиа и Пьер, насколько он понял, живут у друзей, бывших коллег Клаудии по учебе. Уезжая, Пьер сунул ему в руку бумажку с номером телефона и просил его, если он все-таки решится заехать в Баден-Баден, предварительно позвонить, и тогда они вместе что-нибудь придумают.
Он расплатился за пиво и вышел на улицу. Ярко сияло солнце, и настроение у него было прекрасное. Если отбросить эту странную историю с Клаудией. И ей наверняка найдется самое безобидное объяснение — несмотря на убийства, он был в этом уверен — его отпуск складывается просто чудесно. Теперь он едет в Баден-Баден и там проведет время ничуть не хуже.
БАДЕН-БАДЕН, ОКТЯБРЬ 1984-ГО
Сухой воздух, температура 54°C — это просто блаженство! Хорошая была идея пойти сюда, подумал Винсент. Он любил бывать в этих банях «Фридрихсбад», напоминающих скорее дворец в стиле модерн. А «римско-ирландский» зал поистине самое подходящее место, чтобы расслабиться и отключиться от всех забот. И хотя тело и душа его пребывали в состоянии спокойствия
После теплых воздушных ванн он перешел к горячим — 70°C, — потом был массаж с мылом и жесткой щеткой и, наконец, он очутился в парилке, где увидел еще одного посетителя. До сих пор он был совершенно один, что в такое раннее время — 9 утра — его ничуть не удивило. Разумеется, в отпуске все стараются поспать подольше, но сегодня у него была масса планов, и потому он попросил разбудить себя пораньше. Курортный сезон уже кончился, поэтому отсутствие посетителей его не удивляло. На верхнем ярусе, облицованном кафельной плиткой, сидел мужчина средних лет — примерно моего возраста, подумал Винсент. С некоторой завистью он отметил про себя, что у незнакомца хорошо тренированная спортивная фигура и отличный, ровный загар. Сам он уселся на нижнем ярусе. Незнакомец поднял глаза на настенные часы, улыбнулся Винсенту, кивнул ему и вышел из парной. Через 10 минут Винсент тоже перешел вслед за ним в парилку номер 2. Пять минут пролетели там незаметно, и Винсент продолжил процедуры в подогреваемом бассейне. Он погрузился в воду узкого мраморного бассейна и стал вкушать тишину и покой. Он мог бы, конечно, принимать все эти ванны прямо в гостинице — горячие серные ванны или с корой дуба, — но в бане он получал целый комплекс процедур из ванн, массажа, парной: это помогало очиститься от шлаков, а в перерывах расслабиться, отключиться от всего. Короче — ни с чем не сравнимое удовольствие. После бани он чувствовал себя бодрым, полным энергии, это он хорошо помнил по своим прежним посещениям. Выйдя из горячей струйной бани, Винсент перешел в так называемую большую ротонду термальной динамики. Большой круглый бассейн располагал к спокойному, размеренному плаванию. Здесь он встретил того самого незнакомца. Винсент почувствовал, что надо, наверное, хоть как-то с ним пообщаться, ну, сказать, что ли, пару общих фраз. Он стал судорожно вспоминать весь свой скудный запас подходящих немецких слов и выражений и наконец произнес: «Гутен таг». Незнакомец приподнял левую бровь, и ироническая улыбка заиграла на его узких губах.
— Хай, меня зовут Тед Хантер, — сказал он по-английски с резким темповым акцентом, выдававшим жителя Восточного побережья Штатов. Винсент был поражен, что незнакомец заговорил с ним на его родном языке.
— О, меня зовут Винсент Браун. Что, мой немецкий совсем никуда не годится?
— Я не знаю, на что годится ваш немецкий, но ваш акцент не спутаешь ни с каким другим. Вы здесь тоже по делам?
— По делам? Я? Ах, да нет, Боже мой! Если бы по делам, я бы никакого удовольствия не получил! Нет, нет, у меня отпуск, я пришел посмотреть отреставрированные бани.
— Вы часто здесь бывали?
— Да, можно сказать, часто. Первый раз в 1982 году, но тогда я приезжал сюда по службе, бани как раз полностью перестраивались, но сейчас ничего не заметно: прежний шарм сохранен, классная работа! А вас какие дела привели в этот очаровательный город?
— Я журналист.
— От какой газеты?
— Я пишу для разных изданий. А вы?
— Я работаю в страховой компании. Занятие довольно безрадостное и скучное. А о чем вы собираетесь писать здесь?
— Через два дня начинается международный конгресс по зоологии. Я когда-то изучал зоологию, мне не раз приходилось писать на такие темы. Вот эти два дня перед началом конгресса для меня тоже своего рода отпуск. Потом закрутится карусель. А после конгресса мне надо сразу ехать домой.
— Если вы сегодня свободны, мы могли бы вечером вместе что-нибудь предпринять.
— Неплохая идея! У вас уже есть какой-нибудь конкретный план?
— Нет, но я могу после обеда позвонить вам в гостиницу или оставить для вас записку — где вы остановились?
— В «Холлидей-инн». Я взял напрокат машину, могу за вами заехать. Вы в какой гостинице живете?
— В «Бадишер хоф».
— А вы, видно, неплохо зарабатываете в своей страховой конторе!
— «Холлидей-инн» тоже не дешевая ночлежка!
Оба рассмеялись, но смех получился несколько неестественным. Винсенту этот американец показался чересчур прямолинейным, и он уже жалел, что договорился с ним о встрече. Они вышли из ротонды и отправились в комнату отдыха. Закутанный в простыни, Винсент разглядывал темные деревянные панели и спрашивал себя, почему этот Хантер так его раздражает. Может быть, потому, что он всегда представлял журналистов как-то иначе? Да нет, ерунда, уговаривал он сам себя, шаблонное мышление. Но раздражение не проходило. Они оба сидели молча, расслабившись. На улице их пути разошлись, и Винсент отправился на почту звонить Эдварду.