Хоккей с мечом (сборник)
Шрифт:
– В первые дни у каждого будет помощник, – кивает Марат на блистающих лысинами загонщиков. – Дальше – сами. Звери повторяют всё, что увидят, очень склонны к массовым играм. Не разбегаются, не понимают разницы между свободой и неволей, ничего не боятся, абсолютно не агрессивны.
– Видно, им было здесь без нас скучно, – Железная Софа обезоруживающе улыбается, – застоялись…
– Сколько… – снова начинает Александер.
– Зануда, – усмехается Маратище. – У меня будет шесть тысяч солдат. У вас – по три на каждого. Вопросы есть?
Да, это проще, чем могло показаться
Четыре дня, и звери уже тянут на себя из громадной кучи белые с серебром одежды, пытаются засунуть головы в шлемы, часами маршируют, пристраиваясь одной группой к другой, размахивая мягкими блестящими палками, которые пока что заменяют мечи.
Ром испытывает странное чувство: он – бог. Стоит показать зверям что-то на большом голографическом экране, как они начинают повторять то, что увидели. Мало того, они слушаются и почти не делают повторных ошибок. Легко запоминают сигналы рожка. Бесконечный забор, огораживающий квадратный километр территории, служит естественной преградой для мумбак; они не пытаются убежать, и Ром испытывает странное чувство: он – чёрт. Пусть безмозглых, лишенных самых простых инстинктов, но всё-таки живых тварей он готовит к глупой показушной смерти. Но Маратище ничего не делает просто так. И обычно он прав.
Надувной дворец возвышается на три этажа над гигантским загоном. Ведь кто-то загнал сюда тысячи мумбак, с запасом приготовил и доспехов, и оружия! Построил игрушечный дом со всеми мыслимыми удобствами. Когда же Марат замыслил операцию с «Кросс-Волдом»?.. И как лучше выстроить войско? В памяти – только Фермопилы и Тразименское озеро, ну еще Канны…
– Роман Андреевич, есть предложение!
Каждому из них выделен маленький прогулочный катер, ведь ночью мумбаки спят и толку от них никакого. ЭдВа управляет катером, старомодно приподнимая локти и крепко держась за штурвал.
– Интересное местечко – горы!
– Здесь нет гор, – возражает Ром.
– Я тоже так думал. Позвонили девчонки из археологического, клянутся, что там у них прямо скальные породы – плато метров тридцать в высоту и настоящий пещерный комплекс…
– Из археологии? – подозрительно переспрашивает Ром.
– Да, – кивает ЭдВа. – Милые девчушки. Хоть в чем-то польза от наших спонсорских программ!
Разумеется, там Вера. Глаза горят, чуть заикается, старается на Рома не смотреть; ЭдВа роет землю копытом, строит глазки Вериной подруге; хотя он просто веселый старикан, без подтекстов, и любит приключения, а тут – настоящая пещера; да, у них есть и фонари, и каски; не надо про Минотавра, но шнур мы всё-таки на входе привяжем; «Давайте, милочка, я вас подержу!» – «Нет уж, Эдуард Валерьянович, лучше мы вас!»; и «Как дела, Эр-Оу?»; кажется, что тихо, а своды играют эхом; и надо уже сказать ей, что всё, что ничего не будет, и не морочить ей голову; луч света выхватывает кудрявый локон и бархат щеки; и «Почему же я так остыл к ней? Вера, ты не изменилась, значит, изменился я?»…
– Смотрите, – говорит Верина подруга и ставит луч фонаря на максимальную ширину.
В снопе света – высокие косые стены, покрытые темными линиями. Все задирают головы, четыре круга пляшут по смешным и страшным картинкам: вот хвостатый зверь держит мумбаку в зубах, вот стая гонит огромного ежа, вот перед мумбакой
– Возраст? – выдавливает из себя Ром, осипнув в момент.
– Это не подделка? – неуверенно спрашивает ЭдВа.
– Триста тысяч, – говорит Вера. – Уже сделали радиологию. Здесь еще вот это…
Она ведет их дальше и дает каждому в руку по несколько глиняных табличек. Кривые-косые значки не повторяются ни на одной; и какая разница, как это называть – хоть буквами, хоть иероглифами; и Вера грустно улыбается:
– На память… Я же всё понимаю.
Хотя на самом деле непонятно, кому и о чем она говорит…
– И что? – спрашивает Марат Карлович, взирая с балкона своего надувного донжона на поле предстоящего сражения.
Красные мумбаки бегут, замирают, перестраиваются – феерический гибельный танец. Все четверо дрессировщиков теперь уже здесь.
– Вы самые умные. Самые гуманные. Перво-, мать вашу, открыватели, да? – Маратище зол и не думает этого скрывать.
Ром и ЭдВа ссутулились перед ним, как провинившиеся школьники.
– Здесь всё проще, чем у нас, понимаете? От солнечных лучей поднимается трава. Мыши ее грызут. Мумбаки ловят мышей. Все сыты и довольны. Это устойчивый мир, позавидуйте мохнатым зверушкам! Они победили! Если забрать каждую вторую мумбаку, через пару лет их всё равно окажется столько же. Им нечего делить и нечего бояться.
– Марат Карлович, – ЭдВа говорит тихо, но всё же говорит, – там все признаки цивилизации: наскальная живопись, творчество, письменность…
Ром кладет перед Маратищем глиняный прямоугольник.
– Не может быть! – саркастически восклицает тот, не глядя. – Наверное, где-то ближе к полюсу нашли? Летали куда-нибудь?
ЭдВа неуверенно кивает.
– А под ногами у себя копнуть не пробовали? – орет Маратище. – Этим добром здесь всё усеяно, от горизонта до горизонта. А толку?! Познакомьтесь с победившей цивилизацией мумбак! Вы знаете, что они андрогины? Высшие существа, да! Любые две – или два, как хотите, – друг другу могут передать свой генный материал. И обе-оба родят через два месяца. У них нет семей, нет прайдов, нет брачного дележа самок. А еще нет наводнений, пожаров, землетрясений. Они просто не знают, отчего можно умереть, кроме старости. Завидуйте, земляне, грызите локти, загляните в рай одним глазком!
Ром переминается с ноги на ногу, никак не может подобрать слова для мысли, что только оформляется у него в голове. ЭдВа вытирает пот со лба. Красная волна мумбак устремляется из-под стен дворца вперед.
– Очень не люблю, когда меня подозревают в некомпетентности, – говорит Марат Карлович уже спокойнее и на мгновение превращается в нервного талантливого подростка, стремящегося выйти из тени своего великого отца. – Открыли Америку, понимаете ли…
И добавляет еще тише:
– В конце концов, я никого не держу.
Откуда-то издалека навстречу бегущим мумбакам прилетает шквал снарядов. Тяжелые гирьки не пробивают поднятых щитов, но несколько зазевавшихся зверей падает на землю с проломленными черепами и грудными клетками.
– Карл поступил бы так же, – задумчиво говорит ЭдВа. – Но я – пас.
Маратище смотрит на крестного прозрачно, насквозь, думая о чем-то другом.
– Значит у вас, – говорит он Рому, – задача усложняется.