Холод надежды
Шрифт:
– Мне немного осталось, и я хочу передать все, что смог заработать своему наследнику. На протяжении десяти лет на свободе и на зоне я ищу такого наследника, но не желаю, чтобы он оказался из моего воровского мира.
Смотрящий снова зашелся в припадке кашля, деревянные заготовки затряслись вместе со стариком, видя, что кружка может опрокинутся, Никита соскочил с табурета, подхватил кружку и попытался напоить вора.
– Завтра, – давясь кашлем, продолжил Дед, – из барака переезжаешь в мою пристройку.
– А как начальник лагеря…
– С кумом уже все решено, работать в цехе будешь по четыре часа, а в остальное время, сынок, нужно будет упорно учиться, – аккуратно оборвал вор фразу парня.
– Аркадий Васильевич, – горько произнес Никита, – чему я могу
– Рабочие профессии тоже очень важны, – рассмеялся смотрящий наивности парня. – Ты же студент, поступил в институт и, если бы не ментовская подстава, уже во-всю бы учился. – Дед побарабанил пальцами по-своему колену, – на моей зоне много разных сидельцев, есть профессор истории, есть преподаватели экономики и финансов, а также целый декан факультета. Скоро кремлевские старики, как и я, уйдут в далекий и неизведанный мир.
– Аркадий Васильевич, – встревожился Никита, – надеюсь, вы проживаете долгие годы.
– Сынок, это не главное, – поморщился вор, – мне важно, чтобы ты получил хорошее образование, пусть и без картонного диплома, а когда выйдешь на свободу, советские устои рухнут, а ты займешься бизнесом и приумножишь мои богатства.
На следующий день Никита перебрался в пристройку смотрящего за зоной, он думал, что придется помогать, обслуживать старика, но у него оказался комплект слуг и даже личный врач. День Никиты протекал по сценарию, намеченному смотрящим, с утра на протяжении четырех часов работа в мебельном цехе, затем, сменяя друг друга профессора и преподаватели читали персональные лекции, а после обеда, следовали семинары и контрольное тестирование, после парень корпел над учебниками и книгами. С особым увлечением Никита погружался в исторические книги, несмотря на пестроту дат, событий и имён, парень впитывал знания. Новая книга, непонятно как попавшая в библиотеку исправительного учреждения, оказалась посвящена крестовым походам. Перелистывая мелованные страницы книги, Никита представлял себе смелых крестоносцев. На одной из страниц книги, приводился перевод письма рыцаря госпитальеров командора Бертолдо Сарто, одного из выживших крестоносцев Иерусалимского королевства, когда на святой земле у них осталась последняя цитадель Акра, а мамлюки султана Халила уже стучались в стены крепости, заняв позиции перед крепостными стенами.
***
На протяжении нескольких лет мы, ведомые королем Гуго III, королем Генрихом II и принцем Эдуардом Английским, усиливали и строили новые оборонительные сооружения, для главной крепостной стены были возведены барбакены, выдвинутые строения, связанные с куртиной – валом, прикрывавшим нижний бастион с мощными башнями. Внутри крепости город разделяли на два квартала, а дома, в том числе и принадлежащие братьям госпитальерам, представляли собой хорошо укреплённое здание.
Как печально наблюдать со стен цитадели о нарастающей силе мусульманского войска, осмысливая прошлые ошибки наших предводителей, их прошлые споры и распри, сегодня кажутся грешными.
Я смотрел на молодого солдата с бледным лицом, наблюдавшего за подготовкой осадных орудий мамлюков и не находил слов для его поддержки, но наконец собрался с мыслями и призвал к стойкости, ибо вера Христова и благодать небес позволят нам выстоять. Когда под крики погонщиков многочисленные повозки вытянули на линию стрельбы две огромных катапульты мангонно, волнение передалось даже закалённым в битвах сержантам, на их лицах я прочел сомнение – выдержат ли наши укрепления удара огромных метательных снарядов или сокрушат крепостные стены и башни.
Как рыцарю госпитальеру, поставленному защищать последний христианский форпост, приходится покрикивать на солдат и сержантов, чтобы находились под прикрытием стен, иначе осколки камней от осадных машин, мечущих огромные валуны и мириады стрел, не выкосили мой отряд. Крепость кажется надёжной твердыней, но наша вера твёрже камня, она дарует нам силы и позволяет сражаться. С наступлением каждой ночи все воины христовы ждут передышки, как и армия мамлюков, я выхожу на крепостную стену и смотрю вдаль на огни мусульманской армии, расположившейся от окончания стены Монтмусарда до залива Акко, где-то вдалеке у берега я представляю красный шатер султана. От этой грозной армии, от обстрела десятками требуше, мои воины впадают в трепет, несмотря на прибывающие подкрепления из Кипра, ощущаю, как немного нас против воинства султана Халила.
Что же нам предпринять, как скинуть врага от наших стен? Остаётся только одно – преодолеть трепет и под покровом ночи атаковать врага и напоить наши мечи кровью воинов Халила и вогнать их в страх и бегство с земли, принадлежащей нам по христову завещанию. Нет ничего хуже слухов, германцы отступили, дрогнули, великий магистр тамплиеров смертельно ранен, наши силы почти на исходе.
Почему наши вылазки неудачны, мы теряем рыцарей и солдат, может Христос оставил нас, я слышал о прибытии сорока кораблей с королем Генрихом II, я видел спустя неделю его лицо, боровшейся с тенью растерянности и собственной слабостью, почему господь не посылает нам источник, где мы могли бы черпать новые силы. Когда стали гибнуть горожане и простые люди великий магистр отправил парламентеров к султану Халифу, но тот не возжелал выслушать и требовал ключи от города, угрожал уничтожить бедных жителей, если христово воинство не отступит и мирно не сдаст Акко. Тамплиеры не принимали предложений госпитальеров, полные решимости они хотели умереть, но не отступить, их требуше запустил валун, по палатке рядом с султаном. Позже я раздумывал, смогу ли понять его ярость, это вероломство со стороны храмовников многие госпитальеры сравнили с их прошлыми распрями. К счастью в окружении султана Халила нашелся достойный человек, кто подобрал слова для своего господина вернуть наших братьев живыми.
Последующие дни оказались печальными, король Генрих II со своими рыцарями и солдатами оставили без защиты башню и ворота святого Антония, по соглашению с сарацинами вернулись на Кипр. Ранним утром я услышал гром барабанов и рев горнов, это стало предвестием приближающейся гибели. Перед моими глазами до сих пор стоит хаос смерти, это была битва не за город, а за улицу и переулок, мертвые тела христианских защитников были повсюду, стоял безумный ор, простые жители покидали дома, с криками мчались к берегу, надеясь найти спасение на море, но падали, застилая своими телами все вокруг и окропляя многострадальную землю своей кровью. Горстка наших братьев скрывалась под защитой внутренних стен, когда наш великий магистр получил соизволение султана Халила свободный проход на Кипр, мы покинули Акру с тяжёлым сердцем и на нескольких кораблях вышли в море. Позднее мы узнали о страшной гибели тамплиеров, они отказались покидать Акру, и оказались погребены под рухнувшими стенами крепости от подкопов мамлюков.
***
Только поздним вечером после ужина вечерние посиделки с Аркадием Васильевичем, эти обсуждения Никита также считал очень важными для себя. Среди гуманитарных предметов толстый неуклюжий мужчина несколько раз в неделю учил Никиту английскому языку. Несколько раз в неделю с Никитой работал мастер спорта по дзюдо, что помимо синяков приносило парню истинное удовлетворение. Аркадий Васильевич месяц за месяцем наблюдал за Никитой, названный сын раздался в плечах, его мышцы постепенно наливались сталью, преподавание разнообразных дисциплин не наскучило, в его глазах постоянно светился огонек жажды новых знаний.
Прошло пять лет, как старый вор взял под свое крыло Никиту, вместе с взрослением парня смотрящий старел и слабел, в тоже время на зону стали прибывать молодые сильные злобные отморозки, а мощное государство под названием СССР раскололось на множество частей. Волею судьбы на зону занесло молодого американского профессора, преподававшего в Йельском университете менеджмент и экономику, но за какое преступление он очутился в лагере, оставалось загадкой.
Вечером в небольшую комнату Никиты, что была выделена ему в пристройке смотрящег, привычно зашел Аркадий Васильевич.