Холод, пиво, дробовик
Шрифт:
Я покачал головой.
— На Восточные ворота сначала заедем. Заодно и заправимся по дороге.
— Зачем?
— Бак почти пустой.
— Нет, — поморщился Дмитрий. — На Восточные ворота нам зачем? Думаешь, через них вывезли?
— А вот и посмотрим. Там сегодня машина с отходами выезжала, узнаем установочные данные, поговорим с водителем.
Дмитрий кивнул и прикрыл глаза. К вечеру на его лицо вновь вернулась бледность, над верхней губой мелкими бисеринками собралась испарина. То ли из-за пропуска приема лекарств поплохело, то ли злоупотребление алкоголем аукнулось.
После поворота на проспект Терешковой началась ночь. Нет, серьезно — просто конец света. Повернули — и разом остались позади все фонари, яркие огни витрин и всполохи вывесок. Кругом одна лишь серость снега да мрак позднего вечера, в котором тускло светились редкие квадраты освещенных окон.
Пришлось сбросить скорость — людей на улице хоть и убавилось, но теперь вместо праздношатавшейся вдоль бульвара публики на глаза попадались исключительно пьяные компании. Таким море по колено, а перебежать перед машиной и вовсе как два пальца. Еще только сбить кого-нибудь в этой темени не хватало. Тормозной путь на нечищеной дороге — он дли-и-инный…
Ехать вдоль глухого забора промзоны с одной стороны и железнодорожной насыпью с другой было и вовсе откровенно страшно. Если со стороны Центра небо еще хоть немного подсвечивали отблески огней, то справа, над заводскими корпусами, чернел непроглядный мрак.
— На кой черт отходы второго числа вывозить? — спросил Дмитрий, зябко ежась, будто от озноба.
— Вот и меня этот вопрос интересует, — кивнул я. — Сейчас на промзоне каникулы, когда накопить успели?
— Вопрос.
УАЗ нырнул под высокий мост, на него уходила железнодорожная ветка, и насыпь сменилась заброшенным районом, который понемногу обживали рабочие с промзоны. Дома в глубине квартала так и стояли пустыми коробками, но вдоль дороги их понемногу приводили в порядок, и жуткое ощущение, будто Форт в один миг вымер, отступило и перестало давить на нервы.
После поворота к Восточным воротам вновь потянулись развалины, но так тоскливо, как раньше, уже не было — путеводными звездами впереди засияли огни пропускного пункта. Площадь перед воротами была ярко освещена, помимо пары «газелей» и «патриота» с синими полосами вдоль бортов, там приткнулся и старенький бронетранспортер — судя по опознавательным знакам, Патруля.
— Мне в машине подождать? — спросил Дмитрий.
— Да, лучше подожди, — решил я и зашагал к пропускному пункту, двухэтажное здание которого являлось частью городской стены. Сама стена была много выше и продолжалась сверху корявой железобетонной конструкцией. Раньше здесь пропускали только пешие группы, но не так давно обустроили и тоннель для автотранспорта. Сейчас въезд в него перекрывали выкрашенные черной краской железные ворота.
Входная дверь оказалась заперта; ни на что особо не рассчитывая, я приложил к датчику сканера удостоверение резервиста, и, к моему немалому удивлению, в ответ немедленно щелкнул замок. Я прошел на пропускной пункт, шаги гулко разнеслись по пустому помещению. Мебели внутри почти не было — одни только лавки вдоль стен. Оконные проемы закрывали зеркальные стекла, по всей видимости — армированные; по крайней мере, единственная дверь ничуть не уступала бронированным люкам банковских хранилищ.
— По какому вопросу? — прохрипел где-то под потолком невидимый динамик.
— Старшего смены как увидеть? — повысив голос, спросил я и небрежно махнул удостоверением.
— По какому вопросу? — повторил дежурный.
— Кузьминок из контрразведки не звонил разве? — позволил я себе выразить неприкрытое удивление.
Люди часто слышат вовсе не то, что им говорят; так случилось и сейчас: после недолгой паузы щелкнул замок ведущей во внутренние помещения двери.
А что я? Я ничего. Я себя за сотрудника контрразведки не выдавал.
Формально. Просто поинтересовался…
Начальник смены встретил меня в коридоре.
— Что у вас опять стряслось? — с нескрываемым раздражением спросил старший лейтенант с неровно-покрасневшей кожей лица. Документов предъявить он не потребовал, вместо этого нервно вертел меж пальцев мятую уже папиросу.
— Григорий Алексеевич с вами по поводу выезжавшего сегодня за стены транспорта разговаривал? — спросил я, дабы направить разговор в нужное русло.
— Со мной. А что?
— Вы сказали, только одну машину пропустили с грузом, так? Какие-то отходы?
— Было дело.
— А это нормально вообще отходы второго января вывозить?
— Они их и по ночам, бывает, вывозят, — пожал плечами старший лейтенант. — Какие-то химикаты, их даже не в Ляховскую топь выливают, а в могильник прямо в контейнерах сбрасывают.
— В контейнерах? — пробормотал я. — Если внутри будет биологический объект, дежурный колдун его обнаружит?
— Биологический объект? — почесал затылок начальник смены. — Человек, что ли? Без понятия. Черт его знает, какие стенки у контейнеров. А что, у вас сбежал кто?
Я досадливо поморщился и поспешил сменить тему.
— Могу я посмотреть записи по этой машине? У вас ведь ведется журнал регистрации?
Старлей фыркнул и сунул в рот папиросу, но закуривать не стал.
— Сейчас.
Мы прошли в комнату с двумя столами; за дальним дремал навалившийся грудью на столешницу парень в штатском. Не иначе — дежурный колдун. Перегаром в помещении не пахло, наверное, просто прикорнул.
Старший смены отпер сейф и заглянул в него, потом снял с пояса рацию.
— Рашид, журнал регистрации у тебя?
Я приготовился к долгим поискам, но обошлось: журнал регистрации отыскался в дежурке. Согласно единственной записи за второе число, машина с отходами была закреплена за неким лабораторно-исследовательским комплексом, безымянным, с одним лишь регистрационным номером. Груз сопровождали водитель-экспедитор и двое грузчиков, по совместительству — охранников.
— Отлично, — пробормотал я, переписывая их имена и фамилии себе в блокнот. — А не знаете, отходы всегда одни и те же люди вывозят?