Холод
Шрифт:
Вместо благодарности сын умчался за какой-то красавицей в Питер, едва красавицы начали интересовать его. Дочь бессовестно выросла. Все эти выскочившие откуда-то в последнее время девицы с тонкими шейками, изящными талиями, с пышной грудью ничуть не беспокоили Ингу до тех самых пор, пока она не почувствовала, насколько они презирают ее, насколько она для них пыль под ногами, прах и тлен – страшное будущее, на которое им противно даже смотреть. В определенный момент она ощутила исходящее от них высокомерие так явственно и так прямо, как будто
– Ты чего, мам? – сказала Рита, не понимая долгого молчания. – Фигня же… Просто локоть ушибла.
– Я состарилась, – глухо сказала Инга.
Рита надула щеки и обреченно помотала головой.
– Ну, началось, блин… Я же тебе говорила – не надо так думать. Хватит настраивать Вселенную в отрицалово.
– Ты о чем?
– У Тёмы книжка есть про буддизм, там написано, что мы сами проблемы к себе притягиваем, когда много думаем о них. Настраиваем Вселенную негативно.
– Я что, стареть перестану, если не буду об этом думать?
– Мам, ну чего ты? – поморщилась Рита. – Понимаешь ведь, о чем я. Помоги лучше пластырь приклеить.
– Нет, не понимаю. И не хочу понимать, – Инга на секунду замолчала, разглядывая дочь. – Свитер этот зачем снова надела? Сколько раз повторять – он слишком обтягивающий. Следователь на твою грудь пялился.
– Ничего он не пялился, – сказала Рита, сама в конце концов заклеивая пораненный локоть. – Он рисовал.
– Видела я, что он рисовал.
– Мама, хватит уже.
Рита расправила рукав и строго посмотрела на Ингу.
– Я не из-за себя, – быстро ответила та. – Можешь не беспокоиться. Я только из-за Данилова. Думаешь, ему сильно понравится, если на тебя вот так будут смотреть прямо у него в доме.
Говоря «вот так», она выпучила глаза, по-идиотски распахнула рот и, склонившись вперед, уставилась на грудь дочери.
– Надо посвободней носить вещи. Чтобы не пялились.
– Мама, ты достала уже со своим Даниловым, – раздраженно сказала Рита. – Я серьезно тебе говорю. У тебя самой какие-то бесконечные фантазии.
– Ничего не фантазии.
– Да? А кто себе грудь сделал, как только устроился в его компанию?
Инга беспомощно выставила перед собой руку.
– Рита, прекрати.
– Да ладно тебе, – продолжала ее дочь. – Я же знаю, как ты зажигала по молодости. В городе об этом легенды ходят. Вокруг тебя целая мифология.
– Рита, не смей так со мной разговаривать!
– Хорошо. Тогда скажи, где мой папа.
Инга ничего не ответила, и они обе стояли молча, глядя в глаза друг другу, пока в кухню не вошел Толик.
Профессиональное чутье, натасканное годами на любое проявление страха, ненависти, раздражения и прочих отходов загнанной в угол человеческой души, тут же подсказало ему, что он попал в любимую обстановку. По спине у него привычно побежали мурашки, но Толик взял себя в руки и удержался. Ему очень хотелось вмешаться, оседлать этих сильно встревоженных чем-то лошадок, использовать их конфликт в своих интересах, однако инстинкт подсказал, что лучше придерживаться плана.
Пройдя мимо Риты и покосившись на ее красиво обтянутую свитером грудь, он по-хозяйски открыл холодильник, секунду-другую подумал и вынул оттуда тарелку с нарезанной ветчиной.
– Кто-нибудь есть хочет? Я что-то проголодался.
Набив рот, он помычал, показывая, как ему хорошо, затем подмигнул Рите и протянул тарелку в ее сторону.
– Будешь? Давай, не стесняйся.
Рита молча смотрела на него, явно не собираясь реагировать на его действия. Следователь поставил тарелку на столешницу рядом с плитой. Тарелка громко звякнула.
– О-о, – с уважением протянул он. – Гранит.
Толик постучал по каменной поверхности.
– Солидно.
– Вам больше заняться нечем? – сказала наконец Рита.
– Да нет, много всего. Просто ветчина вкусная. Ты меня гонишь, что ли?
– Нет, не гоню.
– Ну, спасибо.
Он вынул из кармана мятую бумажку и протянул ее Рите. Та даже не пошевелилась.
– Бери, бери, – сказал следователь. – Сама же хотела со своим Филипповым пообщаться.
Рита неуверенно протянула руку и взяла у него бумажку.
– А что это?
– Адрес. Отвезешь его туда прямо сейчас. Он хочет, чтобы ты отвезла.
– Куда еще! – немедленно возмутилась Инга. – Данилов сказал – там опасно!
Толик усмехнулся и взял с тарелки еще один кусок ветчины.
– Данилов преувеличил. Много на себя берет, как всегда.
На въезде в город дорожное покрытие стало совсем плохим. По тракту автомобиль бежал еще более-менее гладко, но стоило показаться первым домам, и машину заколотило, как будто она неслась по стиральной доске. Риту, судя по всему, это не беспокоило. Она даже не пыталась объезжать рытвины, поэтому Филя вцепился в ручку у себя над головой. Одет он был уже во все местное. В кладовках Данилова нашелся и новенький пуховик, и унты по размеру, и теплые вторые штаны.
Справа по-прежнему разворачивался абсолютно безжизненный и плоский пейзаж из высокобюджетной фантастики про закованные в ледяной панцирь планеты. Слева мышиной чередой уже побежали домишки окраинной бедноты. Кривые заборы, занесенные снегом крыши, серые покосившиеся сараи – это был еще не совсем город. Здесь, на задворках, ютились те, кого город не хотел к себе подпускать. Те, из-за кого он брезгливо поджимал свои улицы, площади и проспекты – лишь бы не коснуться случайно всей этой пригородной нужды, не заразиться от нее, не подхватить что-нибудь стыдное.