Холодная гавань
Шрифт:
А вдруг он не позвонит? Всякий раз, когда она себе задавала этот убийственный вопрос, ее охватывала паника, но ненадолго. Вскоре ее легкие снова набирали воздух и кровь снова разбегалась по жилам, ибо она твердо знала, что он позвонит.
— Слушай, Рейчел, — сказал ей как-то брат. — Если этот Эван тебе не позвонит, ты ведь покончишь с собой, да?
— Может, придумаешь что-нибудь поинтереснее?
— Довольно глупый вопрос, Филли, — донесся голос их матери из дальнего конца комнаты.
— Ну, извини, — сказал Фил. И на всякий случай, чтобы все
В этом лишенном главы семейства доме все постоянно были в чем-то виноваты и постоянно извинялись, а прощение висело в воздухе. Здесь чувства не были пустым звуком. Пока Филу не исполнилось одиннадцать, все друг с другом сюсюкали так, что человек со стороны не понял бы и половины, а произносить «Я тебя люблю» было у них в ходу по сей день. Если двое где-то задерживались больше чем на час, третий, ждущий их дома, начинал сходить с ума.
Дрейки за тринадцать лет двенадцать раз сменили место жительства. Дважды их выселяли. Но причиной их скитаний была не только бедность. Часто Глория искала новое жилье лишь потому, что против прежнего восставала ее натура, а вдаваться в объяснения она не считала нужным. В безалаберных интервалах между двумя переездами они жались друг к другу, как жертвы катастрофы, в попытке развеять свою полную растерянность с помощью наигранной смелости, выражающейся в общем веселье, либо ни на чем не основанных, удручающих ссор со слезами. После чего они не без труда приспосабливались к новым обстоятельствам в ожидании, когда вновь заявят о себе некие высшие силы.
Все трое питали слабость к зеркалу, висевшему в гостиной их нынешнего временного жилища. Рейчел сейчас провела бы перед ним часок в свое удовольствие, восхищаясь своим личиком во всех ракурсах, если бы не пристальное внимание со стороны младшего брата.
Поэтому место перед зеркалом в закатных лучах монополизировала Глория. Она поправила прическу и примерила несколько выражений лица в духе «родственной души» — именно эти слова, посчитала она, идеально подходят для описания Чарльза Шепарда. Этот ярчайший вечер навсегда сохранится в ее памяти, потому что такой «родственной души», как Чарльз Шепард, она давно уже не встречала.
— Правда же, они милые? — обратилась она к детям. — Мы совсем по-родственному провели время вместе. Мне кажется, скоро мы снова их увидим, правда?
Ее лицо вдруг застыло от внезапно поразившей ее мысли.
— Послушайте, я не слишком… — начала она и тут же увидела, как охвативший ее страх отразился в глазах ее детей. — Надеюсь, я не слишком много говорила?
— Нет, ну что ты, — успокоил ее Фил. — Все было хорошо.
В тот вечер Шепарды, отец и сын, отдали дань нескольким барам в Виллидже, чтобы наверстать упущенное и в кои-то веки потолковать по душам, тем более что до поезда оставалась еще пропасть времени. Каждый раз, когда кто-то из них упоминал имя Глории Дрейк или, тем более, изображал ее манеру речи, оба тут же начинали смеяться.
— А девушка, по-моему, милая, — заметил Чарльз.
— Да, — согласился
— И хорошенькая.
— Да.
Эван боялся, что отец сейчас спросит: «Ты собираешься назначить ей свидание?» — или что-то в этом роде, а живя с родителями, важно оберегать свою личную жизнь. А еще он не хотел упустить возможность в очередной раз повеселиться, изобразив Глорию Дрейк.
— Эй, папа! — Отступив от стойки бара, он собрал в ком, наподобие женской груди, свою рубашку в области сердца и, демонстративно оглаживая этот протуберанец, манерно произнес:
— А я уже начала волноваться.
— Да уж… впечатляет, — сказал Чарльз, отсмеявшись. — Но вообще-то мы над ней уже достаточно позубоскалили, ты не находишь? Если на то пошло… — Он покрутил стакан с кусочками льда, сделал глоток и поставил стакан на стойку. Затем встал во весь рост и несколько раз одернул на себе пиджак, точно это был военный мундир. — Если на то пошло, в том, что женщина жаждет любви, нет ничего смешного.
Эван даже призадумался под впечатлением услышанного, прежде чем согласиться с отцовским афоризмом.
Глава 4
Несколькими днями позже, купив по сходной цене сильно подержанную девятилетнюю машину, Эван позвонил Рейчел Дрейк, и, хотя все слова, казалось бы, были тщательно обдуманы, оба говорили словно запыхавшись, а уже через день он стоял у ее дверей.
— О, привет, — встретила она его. — Входи.
Его снова встретил кошачий запах, и грязные обои, и болтливая мать — «Эван, как же я рада тебя видеть. Как поживает твой отец?» — и тщедушный, замкнутый подросток. Зато Рейчел в новом голубом платьице, вполне возможно специально купленном для этого вечера, была чудо как хороша. Эван сразу понял: надо поскорей увезти ее отсюда, тогда все будет отлично. И не ошибся.
— Здорово ты водишь, — сказала она ему перед въездом на мост Джорджа Вашингтона. — И совсем не нервничаешь. Ты все делаешь так уверенно. В смысле за рулем.
— Порулить — это мы всегда пожалуйста, — сказал он.
Он спланировал привезти ее на одну поляну, рядом с «Палисадами», откуда можно полюбоваться Манхэттеном в лучах закатного солнца. Затем он привезет ее в окрестности Тинека, в ресторан, который, хочется верить, ему по карману, а уж дальнейшее будет зависеть от того, насколько они поладят.
Оставив машину у обочины, он повел ее через высокую траву и кусты лавра к плоскому камню, словно созданному для сидения, и расстелил сложенную куртку, чтобы она не запачкала платье.
— Ах, — выдохнула она, когда они оба угнездились. — Какая красота!
— Это точно.
Да, тут было на что посмотреть. Фантастический силуэт Нью-Йорка по ту сторону Гудзона — от него захватывало дух. Ты вдруг понимал, что эти охваченные оранжево-желто-красным пожаром башни с мириадами пылающих окон существуют не для коммерции, а для тебя; они восстали по твоей прихоти, и высшее их назначение состоит в том, чтобы раздвинуть границы твоих устремлений, осуществить твои мечты.