Холодная луна
Шрифт:
Она думала: какой смысл заниматься такой работой, отдавать ей все силы, душевное спокойствие, рисковать жизнью, если в конце концов она извратит и испоганит все лучшее в тебе?
Амелия разогнала машину до семидесяти миль в час. Мотор выл, словно волк в полночь.
Наверное, не было полисмена лучше, чем ее отец, более твердого, более добросовестного. Но стоит только вспомнить, что с ним произошло… Амелия вдруг поняла, что не должна рассуждать об этом в подобных категориях. С ним ничего не произошло. Продажность была его собственным добровольным
Она помнила Германа Сакса как спокойного, веселого человека, любившего встречаться с друзьями, смотреть автомобильные гонки, бродить с дочерью по свалкам графства Нассау в поисках карбюраторов, прокладок и выхлопных труб. Теперь-то она понимала, что знакомый ей облик был всего лишь красивым фасадом, за которым скрывалась гораздо более мрачная личность – некто, кого она совершенно не знала.
В душе Амелии Сакс властвовала особая присущая ей неудержимая сила, заставлявшая ее многое подвергать сомнению, докапываться до истоков. И Амелия очень страдала из-за упомянутого качества. Но и вознаграждение за него бывало достаточно велико, когда удавалось спасти невинных или схватить опасного преступника.
Этот внутренний импульс вел ее в одном направлении, а ее отца он же подтолкнул в противоположную сторону.
Автомобиль слегка занесло, но она с легкостью снова взяла его под контроль.
Ну почему, почему, почему?
Амелия понимала, что подобный вопрос бессмыслен. Линкольн Райм всегда подчеркивал, что задаваться вопросом, почему человек совершил то или иное преступление, глупо. Пытаться установить, что двигало им: жадность, страсть, заблуждение, месть или прихоть, – пустая трата времени. Единственное, о чем должен спрашивать себя полицейский, – это правильно ли он делает свое дело, не отступает ли в чем-то от закона и сумеет ли найти и привлечь к ответственности истинного виновника преступления?
Амелия проехала по Бруклинскому мосту, свернула с шоссе. Потом десяток других поворотов в одну, в другую сторону, в южном направлении.
Наконец она нашла пирс, который искала, нажала на тормоз, остановилась. Вышла из машины, громко захлопнув дверцу. Прошла по небольшому парку, миновав бетонное заграждение. Амелия проигнорировала табличку с предупреждением, вышла на пирс и сразу оказалась на жестоком, пронизывающем ветру.
Черт, как холодно!
Она остановилась у низких деревянных перил, ухватилась за них руками в перчатках. На нее обрушилась лавина воспоминаний.
Ей было десять лет, когда одним теплым летним вечером отец поднял ее и поставил на пилон. Он до сих пор здесь, тот пилон, как раз посередине пирса. Отец крепко держал ее. Амелия совсем не боялась, потому что он уже научил ее плавать в общественном бассейне, и даже если бы сильный порыв ветра столкнул их с пирса, они без труда доплыли бы до лесенки, смеясь и пытаясь обогнать друг друга, вновь залезли бы на пирс и, возможно, опять, держась за руки, с высоты десять футов прыгнули бы в темную и теплую воду.
Ей было четырнадцать… Отец со стаканчиком кофе и она с содовой смотрят
– На твою мать иногда находит, Эми. Это вовсе не означает, что она тебя не любит. Она просто такая. Но она гордится тобой. Знаешь, что она мне сказала тут как-то на днях?
И потом, много позже, уже после того, как Амелия стала работать в полиции, они снова стояли здесь рядом с тем же автомобилем, на котором она приехала сюда сегодня (но только тогда он был выкрашен в желтый цвет, великолепный «окрас» для по-настоящему крепкой машины). Амелия была в форме, Герман Сакс – в твидовой куртке и вельветовых брюках.
– У меня проблема, Эми.
– Проблема?
– Ну, в физическом смысле.
Она ждала, чувствуя, как ноготь впивается в кожу.
– Что-то вроде рака. Ничего серьезного. Мне просто нужно пройти лечение. – Он привел еще несколько подробностей – с дочерью он всегда говорил напрямую – и вдруг сделался как-то необычно мрачен и покачал головой. – Но самая главная проблема… я ведь только что заплатил пять баксов за стрижку, а теперь мне предстоит потерять все волосы до одного. – Он потер себе голову. – Лучше бы я не тратил эти деньги.
Слезы катились по щекам Амелии.
– Черт побери! – шептала она. – Остановись, возьми себя в руки.
Слезы продолжали неудержимо катиться, и от холодной влаги у нее начало покалывать лицо.
Амелия вернулась в машину, завела мотор и вернулась к Райму. Когда она вошла в дом, он уже был наверху в постели, спал.
Амелия прошла в комнату для тренировок, где Пуласки оставил доску со схемой дел Крили/Пуласки. Она не смогла сдержать улыбки. Прилежный и добросовестный парень не только оставил здесь доски, но и прикрыл их кусками материи. Амелия сняла их, внимательно прочитала все записанное его аккуратным почерком, затем добавила несколько собственных заметок.
СХЕМА № 4
Убийство Бенджамина Крили
• Бен Крили, 56 лет, предположительно покончил с собой, повесившись. На бельевой веревке. Но на момент гибели у него был сломан палец, и он не смог бы завязать петлю.
• Напечатанная на компьютере предсмертная записка с упоминанием о депрессии. Но депрессия у него явно не была столь сильной, чтобы подтолкнуть его к самоубийству. Никаких психических или эмоциональных проблем в прошлом.
• Около Дня благодарения двое мужчин вломились к нему в дом и, возможно, сожгли улики. Белые, описание лиц отсутствует. Один больше другого. Находились внутри около часа.
Вещественные доказательства в уэстчестерском доме:
• Взломан замок; аккуратная профессиональная работа.
• Следы кожи на каминных инструментах и на рабочем столе Крили.
• В грязи перед камином более высокое содержание кислот, чем в грязи вокруг дома, имеются вредные вещества. Возможно, с какого-то предприятия?