Холодная месть приятнее на вкус
Шрифт:
– Теперь поехали к "самаритянам", Толян. Не все ладно в Датском королевстве.
– А чё?
– Мотя выкаблучивается, передозировал по части самолюбования и самовлюбленности. Возомнил о себе и регулярно мордует "самаритянок". Придется вмешаться.
– Пускай девки сами ему навтыкают.
– Преданный Санчо Панса расстроился, что после хороших новостей его обожаемая повелительница испортит себе настроение.
– Вон Ирка какая боевая! А дылда Кларка его запросто в окошко выкинет.
– На его взгляд, именно там самое место лентяю Матвею,
– Девицы уже пытались его вразумить, да без толку. Учиться хочет только умный, дурак предпочитает поучать. Но и зазнайке можно вправить вывихнутые мозги.
Войдя в офис "Самаритянина", Алла попросила троих подруг, сидящих в приемной:
– Девицы, потусуйтесь пока в другой комнате, я с Мотей по душам потолкую. Наедине он съест от меня все, что угодно, а если будет знать, что вы все слышите, ему будет неловко. В брани есть своя сермяжная правда стоит крепко выматериться, и тебе сразу и безоговорочно верят.
Когда приемная опустела, верная боевая подруга прошла в кабинет Матвея.
– Привет, Мотя, - бросила она сокурснику, усаживаясь возле длинного стола.
– Как жизнь?
– Нормально, - ответил тот.
– У тебя-то нормально, однако народ ропщет.
– Это почему же?
– Матвей вскинул брови, и его лицо приобрело высокомерное выражение.
– Да разведка донесла, что ты слишком круто распекаешь наших девиц.
– Жаловались?
– ехидно поинтересовался он.
– Они-то не жаловались. Для шпионской деятельности у меня есть верный Санчо Панса.
– Верная боевая подруга не хотела ссылаться на Тамару - им с Матвеем ещё предстоит вместе работать. А Толику на него плевать, равно, как и на всех, кроме нее, Аллы, Ларисы, её сына Алешки, Олега, своего командира, да ребят из Мироновой команды.
– Толян как-то шел мимо твоих окон и слышал, как ты чихвостишь девиц во все печенки, не стесняясь в выражениях. Твоих умных слов мой верный оруженосец не понял, но общий тон уловил и донес мне.
– А ты поощряешь его в этой деятельности?
– Поощряю, - кивнула Алла, ничуть не смущаясь, хотя никогда не жаловала стукачей.
– Ты же знаешь, что я никого в обиду не дам, а уж женщин и подавно.
– А я считаю, что никого не обидел, - высокомерно бросил Матвей. Если они не умеют работать, пусть учатся, а не обижаются на справедливые замечания.
– Етит твою мать!
– выругалась верная боевая подруга.
– Мотя, ты что, охренел? Это кто тут не умеет работать? И кто умеет? Уж не ты ли?
– А ты считаешь, что я плохо работаю?
– Да ты вообще не работаешь, если уж на то пошло! И не хера изображать из себя великого сыщика, Ниро Вульф недоделанный! Ты что - всерьез поверил, будто я считаю тебя великим детективом? Не понял издевки? Или ты уже разучился шевелить извилинами и не видишь очевидных вещей? Называя тебя так, я хотела простимулировать тебя на умственную деятельность, а отнюдь не собиралась тешить твое тщеславие.
– Но ты сама пригласила
– Да, пригласила, полагая, что ты и в самом деле классный аналитик и будешь руководить действиями "самаритянок". Помогать тебе я не отказывалась, но не предполагала, что мне придется делать за тебя всю понимаешь, - ВСЮ работу. На хер ты здесь нужен, скажи на милость, если от тебя никакого проку, одни амбиции? Я-то думала, что ты ещё не въехал в сыщицкую работу, но постепенно все освоишь, а ты, оказывается, считаешь себя вне критики, возомнил о себе невесть что и уже почиваешь на лаврах, которые заработали "самаритянки"!
– Да что они такого наработали?
– презрительно скривился Матвей.
– Ежкина ж мать!
– в сердцах вскричала она.
– Мотя, бляха-муха, ты намеренно прикидываешься непонимающим, потому что тебе так проще? Я знала, что ты самоуверен и высокомерен, но не подозревала, что настолько. Оказывается, у тебя острый приступ амбициоза. А ну-ка скажи мне, что конкретно сделал ты. Именно ты. Своими мозгами, руками? Ногами, в конце концов?
– Но я тоже помогал в расследовании, - произнес Матвей уже менее уверенным тоном.
– Конкретнее, Мотя. Что сделал именно ты, как руководитель и как аналитик?
– потребовала верная боевая подруга.
– Ну...
– Он замялся, пытаясь вспомнить хоть какой-то весомый вклад в общее дело. И, конечно же, ничего не вспомнил.
– Баранки гну!
– зло сощурилась Алла.
– "Самаритянки" бегали по Москве и Московской области, собирали информацию, я, бывало, приходила по два раза на дню, чтобы утром дать им задание, а вечером проанализировать полученные данные, а ты, едрена копалка, день-деньской просиживал своей толстой жопой вот это кресло и предавался размышлениям о высоких материях. Мечтатель херов! Это ты считаешь аналитической работой? Ковырять в носу, глазеть в потолок и думать о приятном?
– Но я тоже участвовал в обсуждении, - не сдавался Матвей, уже чувствуя, что земля под ним качается, и есть риск не усидеть в этом кресле и в этом кабинете.
– А ну-ка, великий аналитик, оцени реальную пользу от своих реплик. Насколько они помогли расследованию, насколько были верны. Забыл, как во время расследования гибели Виктора19 ты изображал из себя великого Плевако и впал в адвокатский пафос, пытаясь всех разжалобить, какая бедненькая-несчастненькая вдова по имени Марина? Забыл, как ты защищал её, бедную парализованную женщину?
– Но я же тогда искренне заблуждался, - попытался оправдать Матвей.
– Засунь свои искренние заблуждения себе в жопу!
– вспылила верная боевая подруга.
– Потому что если бы я тогда не обозлилась, твои искренние заблуждения увели бы расследование в сторону. И "самаритянки" под твоим мудрым руководством занимались бы полной херней.
– Но ведь в итоге все выяснилось...
– Хрен бы что выяснилось, если бы я не вмешалась.
– Я не умаляю твоей роли и твоих способностей...