Холодная война
Шрифт:
Мгновение спустя Шефер стоял на одном колене в клубах взметнувшегося снега, а парашют накрывал сугроб у него за спиной. Он поднялся на обе ноги, сбросил с себя парашютные ремни и начал скатывать полотнище. Вместе с тканью он свернул и несколько килограммов снега, но об этом не стоило беспокоиться.
Следом за ним приземлились остальные, он оказался первым, потому что весил больше других. Капитан Линч оказался не дальше десяти метров от Шефера.
Он окинул детектива взглядом, затем оглянулся на других. Один из парашютистов помогал другому подняться на ноги.
— Лассен! —
— Думаю, он грохнулся на голову, — откликнулся Лассен.
— Видимо, парень не захотел повредить что-то более ценное, — предположил Шефер.
Лассен резко повернулся и, сжав кулаки, ринулся на детектива:
— Мы уже наелись вашего дерьма, Шефер! Линч схватил Лассена, преграждая ему путь. Шефер не тронулся с места.
— Надо же, — сказал он, — а я — то подумал, что вам захотелось добавки.
— На этом все! — крикнул Филипс, приземлившийся на вершину большого сугроба. — Нам здесь предстоит работа!
Лассен успокоился, и Линч отпустил его; все повернулись к Филипсу.
— В направлении запад — восток здесь проходит нитка нефтепровода, насосная станция называется Ассима, — сказал генерал. — Мы приземлились почти рядом с ней, немного севернее. На станции небольшой гарнизон, несколько рабочих и пара геологов. Никакой цивилизации поблизости нет. Мы наведаемся туда и поглядим, до чего додумались русские. Если они решили что-то предпринять в отношении наших гостей, то будут действовать базируясь на этой станции, потому что ничего другого у них нет. Держите пасти на замке и смотрите во все глаза. За мной!
Филипс отвернулся и зашагал к насосной станции. Все двинулись следом за ним, не произнеся ни слова.
По одной простой причине, подумал Шефер: в такой дьявольский мороз не до разговоров. Хитроумный комбинезон действительно согревал тело. От горла до пяток было так тепло, словно он нежился дома в постели, но ткань костюма не прикрывала кистей рук, стопы и голову — выданные ему рукавицы и сапоги были предметами обычного зимнего обмундирования. Почему-то никто из колдунов высокой технологии об этих частях чела не позаботился. Голову прикрывал толстый шерстяной капюшон, завязывавшийся поверх каски, глаза защищали очки, но почти все лицо оставалось открытым сибирскому ветру, который был немногим теплее здесь, на земле, чем в полутора километрах над ее поверхностью.
Шефера не оставляло ощущение, что он сунул голову в морозилку холодильника и примерз там. Всему телу было тепло, а лицо уже почти обморожено. Кожа стала сухой и твердой, словно ветер выдул из нее и влагу, и жир; когда он вдыхал воздух ртом, это походило на глотание сухого льда — холод обжигал и язык, и горло. Он чувствовал, что брови стали хрупкими, ноздрей не ощущал вовсе, будто их уже не было.
Странно, думал детектив, сильный мороз жжет не хуже огня.
Он недоумевал, каким образом этот проклятый Филипс ухитряется находить дорогу в сплошной мгле. Ночь была не совсем черной: все вокруг выглядело пронизанным неясным серым сиянием, хотя Шефер никак не мог понять, откуда оно берется. И тем не менее, куда ни кинь взгляд, было одно и то же — бесконечное пространство льда и снега. Откуда Филипс мог точно знать, где они приземлились и в какой стороне проходит нефтепровод?
Шефер предположил, что у генерала есть компас и он знаком с пресловутыми штучками бойскаутов. Во всяком случае, держался он очень уверенно.
И не без оснований, решил Шефер, увидев несколько минут спустя радиомачту насосной станции.
Без лишних слов солдаты рассыпались в цепь, выдвинув на флангах передовых на случай встречи с русским патрулем или часовыми. Все стали двигаться почти ползком. Но не Шефер, он даже не пригнулся — на этом ровном пространстве все равно негде спрятаться. Если за ними следили, то уже заметили.
Хотя, насколько он понимал, все же не заметили. Оказавшись на верху последнего снежного наноса, они смогли хорошо разглядеть станцию.
Блочные серые строения, сооруженные по обе стороны от нефтепровода, были наполовину занесены снегом.
Все погружено во тьму — нигде ни одной точки света. Не было видно и никакого движения.
Станция выглядела вымершей.
В самой середине сибирской зимы Шефер, конечно, не ожидал увидеть играющих в волейбол или загорающих на крышах домов, но от этого места, от окружавшего его пространства веяло чем-то таким, что говорило о заброшенности, о том, что в домах пусто.
— Взгляните на ту дверь, сэр, — сказал Лассен, показывая направление.
Линч и Филипс подняли бинокли, а Шефер просто прищурил глаза. Он нахмурился и стал спускаться по склону наноса, держа наготове свой М-16.
— Эй, Шефер! — закричал Уайлкокс. — Что вы, черт побери, надумали?
— Хочу спуститься вниз и взглянуть на ту дверь, — крикнул в ответ Шефер.
— Он прав, — сказал Филипс, сунув бинокль в футляр, укрепленный на поясе. — Вперед.
Все семеро американцев осторожно спустились с наноса и подошли к разрушенной восточной двери.
Шефер не спешил; первым был возле зияющего дверного проема Лассен.
— Дверь выбита, парень, — сказал он, — но мне думается, что дома никого нет.
Шефер не ответил — он отвернулся в сторону и что-то разглядывал, какое-то цветное пятно, выделявшееся на унылом серовато-белесом фоне всего остального.
Из-под основания стены сооружения, служившего опорой нефтепроводу, торчала дренажная труба. Замерзшая под ней лужа была темно-красной, цвета спекшейся крови.
Хотя в данном случае, подумал Шефер, это замерзшая кровь.
— Шефер, идите сюда, — позвал Филипс.
Детектив присоединился к остальным, собравшимся возле дверного проема.
На полу валялись искореженные полосы и куски стали, на раме остались только половинки петель.
Шефер взглянул на их остатки, заметил, как они перекручены, потрогал кромки разбросанных кусков металла.
— Дверь была вырезана, — сказал он, — хотя это сталь, которую не возьмешь перочинным ножичком. То, как изогнуты петли, свидетельствует, что проделавшие дыру вошли снаружи. — Он бросил взгляд в сторону дренажной трубы, выбросившей лужу крови. — Они побывали здесь, — сказал он, — я их чую.