Холодная зона
Шрифт:
— Это ладно, — вздохнула Ли, — как бы не пришлось эти средства направлять на оборонку в основном. На лазеры, ракеты и прочую муть. Один раз ведь социализм уже рухнул, не выдержав такого напряжения. ФТА — вот что сейчас самое главное!
Машка качнулась сильнее и рухнула на пол спиной, вместе со стулом. Ли вскочила и прыгнула на нее, но Машка уже поднималась, хохоча; Ли толкнула ее обратно, и девчонки покатились по полу, неуклюже борясь друг с другом и покатываясь со смеху.
Ли хотелось запомнить каждое мгновение полета. Как их везли в допотопном «Икарусе» к взлетному
Взлет. Отрыв. Нарастающая перегрузка вдавливает в кресло (нет, совсем не как в самолете!) Машка вот частенько тренировалась в Сталинградском Космоцентре, в клубе юных космонавтов. А для Ли все это в новинку. Кажется, глаза сейчас из орбит вылезут! Как же долго это длится. Кого-то там тошнит сзади…
Иллюминатор где-то далеко впереди, через него ничего не видно. А жаль. Ощущение — трясешься в железной коробке, которую швыряет по воле стихий.
И вот наконец — неожиданная легкость, и желудок взмывает под сердце. Вот теперь как раз время для тошноты. Хорошо еще, что они не завтракали.
Но через некоторое время это ощущение проходит. «Буран» на орбите. Тело удивительно легкое, и только ремни удерживают от того, чтобы воспарить. Занятно смотреть на собственные руки, без всякого напряжения мышц плавающие в воздухе. Кто-то там уже плеснул водой, и по салону плавает водяной шарик. Авторучки, разная мелочь, даже чей-то комм — не закрепили. Николай Иванович (чем-то напоминающий скульптуру Ватника) рассказывает про стыковку.
Стыковка — через двадцать минут. Из салона, конечно, ничего не видно — что-то трясется, на время исчезает невесомость, потом появляется опять.
Все отстегиваются и переходят на станцию.
Здесь оказалось гораздо интереснее!
Ли снимала на комм все, что только было можно. Но все равно потом разглядывая записи, невозможно было вновь почувствовать все это — воздух, пахнущий озоном, зеленые плети вьюнка вокруг генераторов и пультов, веселых космонавтов в голубых костюмах, ловко и умело — в отличие от экскурсантов — плавающих в своей невесомости, словно дельфины в воде. Жесткий холод скоб, по которым перебирались в обсерваторию. Вкус космического завтрака из тюбиков и пакетиков.
Ну и конечно же, великолепные снимки в обсерватории, уникальная техника, подобной Ли не видела даже в Пулково. Разъяснения начальницы астрономической вахты Евы Виртанен — Ли впитывала каждое слово, хотя все писалось на комп.
Очередь к иллюминатору. И наконец — звезды. Отсюда был виден краешек гигантского, пятнадцатиметрового зеркала здешнего рефлектора — оно поражало само по себе. И звезды, немерцающие и огромные, будто нарисованные. Странно, подумала Ли, через атмосферу звезды кажутся более живыми. Может быть, это просто привычка видеть их так. Зато какие они здесь большие, как их много, и как хорошо различима даже мелочь, которая в ясную безлунную ночь на Земле кажется звездной пылью. На эти звезды можно было смотреть до бесконечности, даже просто любуясь, находя знакомые созвездия и «любимцев».
Ли сидела у иллюминатора не менее часа, пока ее не стащила Машка и не поволокла к астрографу, потому что Виртанен предложила каждому сделать снимок звездного неба на память.
Возвращение в школу для Ли было в буквальном смысле — с небес на землю. Она с энтузиазмом включилась в учебу и работу, но ей казалось — с этого времени в душе поселилось звездное небо. Невозможно забыть об этом. Невозможно жить, как раньше, потому что это небо — бескрайнее, бесконечное — не дает разрастись суете.
По пятницам она теперь работала в цеху во вторую смену, а вечером в этот день проходил еженедельный видак всей коммуны. Ли была членом совета отряда — как юнком, она, разумеется, пользовалась авторитетом. Но в общешкольном видаке это значения не имело — там все участники равны. А Ли теперь была одной из старших. Ей оставалось учиться всего два года.
Ли сидела с планшетом, не переодевшись после работы — в форме хаки. Удобно развалилась в кресле, закинув ноги на стул, а планшет положив на подставку. Все равно на видео можно различить только бюст — так она настроила изображение. С экрана озабоченно говорила Таша.
— Словом, вы видите график. Если мы не введем вторую теплицу за месяц, мы остаемся без моркови и гороха. Это, конечно, не смертельно. Можно опять же взять в городе. Это один из вариантов…
Лийя поморщилась. Ничего себе вариант. Что скажет Кузинский совет? Дети не справляются. Деткам нужна помощь — хотя и так все силы напряжены. Стыдно! Она набросала два варианта и отправила в общий чат. Просмотрела другие сообщения, выбрала наиболее верные на ее взгляд. Внезапно вспыхнул зеленый огонек — значит, экран предоставили ей. Сейчас вся школа видит ее ввалившиеся глаза и помятую форму со сбившимся шнурком. Ли поправила шнур и выпрямилась.
— Я вижу четыре варианта действий: первое — просить помощи, второе — ускорить работы за счет сокращения учебных часов, третье — за счет строительства, четвертое — предложить добровольцам поработать в свободное время. Я лично за третий вариант!
Огонек исчез. Ли немного погордилась тем, что ее реплика была признана самой разумной большинством, потому ее и выпустили на экран — такое не каждый день случается. Варианты уже вынесли на голосование. Начались прения. Ли изложила свою точку зрения: свободное время и так мало до предела, по сути, людям все равно придется сокращать либо научную работу, либо занятия спортом; взывать к сознательности — значит, рисковать выгоранием. Строительство же в зимнее время все равно замедлено, кроме того — неужели школе грозят серьезные проблемы, если новый учебный корпус будет закончен на несколько месяцев позже? Отряды со строительства вполне можно снять и перебросить на теплицу.