Холодное блюдо мести
Шрифт:
— Вам нравится? — все же сказала она, ожидая подтверждения его словам: может, он просто похвалил ее из вежливости?
— Наташа, давайте перейдем на ты. Мы ровесники, а все выкаем да по имени-отчеству…
— Но я вас старше… — начала было она привычную песню.
— Ничего подобного, — запротестовал он. — Это я старше вас на целых три месяца. А узнал об этом ради интереса, просто подозревал, что вы станете комплексовать. Ведь если судить по Светке, мне должно быть около тридцати, не так ли?
— Так, — согласилась Наташа.
— Но я женился в тридцать четыре года, а потом моя жена все тянула с беременностью. Еле уговорил. Так что в сорок лет воспитываю четырехлетнего ребенка.
— А к чему вы мне это говорите?
— Всего лишь из-за своего предложения — перейти на ты. Все-таки как это, оказывается, трудно ухаживать за женщиной, которая тебе нравится.
— А вы за мной ухаживаете?
— Конечно, разве ты этого не заметила? Или не получала моих цветов?
— Так это были вы… ты?
— Я. Хотел посылать их каждый день, но тут, как назло, пришлось ехать на Урал — возникли недоразумения с поставщиками. Вчера приехал. И сразу Светка выпалила мне, что у Натальи Владимировны появился мальчик. Я, признаться, удивился — в каком смысле? Вроде беременности не было заметно.
Наташа покраснела.
— То есть я хотел сказать… — Шестериков заметил ее смущение и тоже смутился. — Но вы же понимаете, что я имел в виду? Стал расспрашивать у дочери, что за мальчик, и узнал, что ему тоже четыре года. Признаться, вздохнул с облегчением.
— Его мать уехала в Америку… По крайней мере она так сказала и оставила мне Рому.
— Да, да, теперь-то мне все рассказали.
— Вы кого-то, кроме дочери, расспрашивали обо мне? — неприятно удивилась Наташа.
— В нашем-то городке что расспрашивать, — ничуть не смутился он, — только чуть направь разговор в нужное русло…
— Скажите, а вы случайно оказались в «Трех поросятах»? — спросила Наташа с внезапным озарением.
— Не случайно, — признался Марат. — То есть не подумайте, что я нарочно за вами следил. У меня все-таки дело…
— Поручили бы его частным сыщикам. Говорят, недавно и у нас какое-то агентство открыли. Не то «Акбар», не то «Мухтар».
— «Алекс», — подсказал он. — Вы что же, рассердились?
— Ничуть!
— Рассердились. — Он покачал головой. — Я мог бы попросить прощения за свои, так сказать, несанкционированные действия, но отказаться от расспросов о вас… Нет, это выше моих сил.
— Но зачем расспрашивать у кого-то? На все вопросы я могу ответить здесь и сейчас.
— А и в самом деле, — согласился он. — Просто я шел к вам с некоторым опасением: а вдруг вы меня на порог не пустите… Одного, говорят, с крыльца спустили…
— Вот даже что говорят! — Наташа рассердилась еще больше.
— Ну, так я и знал! — огорченно воскликнул Марат. — Опять ляпнул бог знает что. Но все же Федор прав, у вас на двери до сих пор дырки от пуль.
— Сейчас это модно, — огрызнулась она. — И потом, как бы я могла вас выгнать, если вы со Светой пришли? А она моя любимица.
— Догадываюсь. У нас в доме каждый вечер только и разговоров о Наталье Владимировне. И какая она добрая, и какие сказки детям рассказывает…
Нет, это было выше ее сил! Она резко встала и вышла, пробормотав:
— Минуточку поскучайте, я пойду взгляну, как там наши дети.
Через минуту она вернулась — подышала поглубже, пришла в себя, прежде чем зайти в гостиную, — и со смехом сообщила Марату:
— Представь, они даже не обратили на меня внимания.
— Нашли общий язык?
— Не то слово! Кажется, Рома смотрит на твою дочь прямо-таки с обожанием.
— Мы, Шестериковы, вообще люди славные, — с нарочитой похвальбой сказал он. — Давай пить, что ли, а то ты второй раз за бокал берешься, а дела никакого.
Что-то с ней происходило, к чему Наташа оказалась неподготовленной. Она никогда не думала, что отец ее воспитанницы… Нет, даже не в этом дело. Она никогда не думала, что ей так может понравиться мужчина! Что ее бросало бы в жар, что она боялась бы взглянуть ему в глаза, чтобы не пропасть вообще… Что за глупость, в конце концов! В сорок лет влюбиться в мужчину, который еще неизвестно как к ней относится! Может, ему всего лишь нужна не слишком злая мачеха для дочки, а все остальное он найдет и вне дома?
Она нарочно себя злила и распаляла, чтобы не думать о нем, но ничего не могла с собой поделать.
— Шестериков, ты зачем ко мне явился? — спросила она, отпив любимого грузинского вина, о чем Марат странным образом знал, иначе спросил бы, пьет она такое или нет. — Явно не просто так.
— Догадливая, — усмехнулся он.
— Хочешь еще один детский сад открыть? — Она брякнула первое, что пришло на ум. От того, что он все не решался приступить к главному, ради чего явился, ей тоже становилось тревожно.
— Детский сад? — повторил он за ней. — А что, надо?
— Нет, это я так, предположения высказываю.
— Я пришел тебе предложить перебраться в мой дом.
Сказал это и стал смотреть на нее. Не просто смотреть, а ждать реакцию. Что у него за привычка не сводить глаз! Не понимает разве, что от этого ей становится некуда девать свои руки, она начинает теребить вилку, край скатерти и боится посмотреть на него.
Прямо сглазили ее! Всегда была женщиной спокойной, рассудительной, а тут — будто семнадцатилетняя девчонка. Нет, она и в семнадцать так не волновалась, и сердце так не тарахтело в груди, как сорвавшийся в звон будильник, включенный на полный завод.