Холодное дыхание осени
Шрифт:
Позднее она немного успокоилась. Познакомилась с одной молодой парой, которая жила неподалеку и у которой было все, о чем мечтала сама Георгина: известность, жизнь на широкую ногу, интересные встречи, которые они проводили у себя дома. Молодой кинорежиссёр и его жена, актриса, вели полубогемный образ жизни, и Георгина на время отвлеклась от домашних неурядиц, окунувшись в общение с новыми знакомыми. Они ходили к ним вместе с мужем, и Анатолий был рад, что жена наконец успокоилась и стала похожа на себя прежнюю – вновь была очаровательной, общительной, приятной и умной собеседницей.
Георгина исподволь наблюдала за этой семейной парой, за их образом жизни и неумело начала их копировать. Она стала устраивать вечера и посиделки
Спустя некоторое время Георгина узнала, что беременна, и их жизнь с Анатолием снова поменялась. Ее начала мучить тошнота, она не могла ничего есть – от любой попавшей в желудок пищи ее тут же выворачивало наизнанку. Ненадолго ей становилось легче, но ровно до того момента, как она снова что-то съедала… Георгина сделалась мрачной, злой и неудовлетворенной… И Анатолий, еще раньше столкнувшийся с «прелестями» ее характера, тут вообще решил, что попал в какой-то ад…
Каждый день она мучила его придирками, раздражением, резкими сменами настроения и скандалами по пустякам. Она обвиняла его в своей тошноте, в том, что она не может нормально спать, есть, лежать, встречаться с друзьями – в общем, во всем, и он, не зная, куда деваться от сварливого нрава жены, иногда оставался ночевать у родителей или друзей.
Как-то неожиданно, заедая галетную печенью соленым огурцом, Георгина поймала себя на мысли, что полчаса назад она уже ела – и никакой тошноты и прочих неприятных явлений. Прошло еще несколько дней спокойствия, и постепенно к ней вернулось ее обычное здоровое состояние. За эти несколько месяцев жуткого токсикоза она очень сильно похудела, как никогда в своей жизни, и была этим особо довольна. Животика видно еще не было, поэтому она начала с удовольствием покупать новые платья, красуясь стройной фигурой. Муж снова увидел довольную жену, ухоженную и красивую, и на время у них наступило перемирие.
Дни летели незаметно, Георгина внезапно очень сильно набрала в весе. Радуясь своей худобе и тому, что ее наконец перестало тошнить, она накидывалась на еду. Особенно ее тянуло на мучное – она могла есть одну за другой булочки, пирожки, печенье, заедать все это макаронами и при этом совсем не чувствовала сытости. Георгину посадили на жесткую диету, она снова начала страдать и свое плохое настроение каждый раз вымещала на муже. Все же последние три месяца беременности прошли для молодой семьи спокойно. Георгина притихла, – видимо, гормоны наконец стабилизировались – и даже была все время в приподнятом настроении в преддверии нового события. Она стала мягче, добрее, женственнее, так что Анатолий полностью расслабился и отшучивался в кругу друзей, что у беременных скачут гормоны.
Роды прошли тяжело. Так тяжело, как Георгина даже представить себе не могла! Эту боль вынести она была не в силах, ее крики слышало все родильное отделение. Затем ей поставили капельницу со снотворным, и она ненадолго забылась. Когда действие снотворного прошло, боль с новой силой накрыла ее. Она теряла сознание, впадала в забытье и никак не могла разродиться. Казалось бы, у нее были хорошие физические данные для родовой деятельности, но этого, видимо, было недостаточно. Врачи предложили ей сделать кесарево сечение, чтобы закончить ее страдания. Кроме того, они считали, что это необходимо по медицинским показаниям. Но Георгина и слышать не хотела об операции – боялась шрамов и рубцов – и даже в полубессознательном состоянии, задыхаясь от боли, твердила, что запрещает делать ей кесарево. Ее уговаривали, пугали страшными последствиями, но ничего на нее не действовало. В итоге Георгина смогла родить сама – хорошенького крепкого мальчика с отличным весом и ростом. Но тяжелые роды не прошли без последствий: позднее ей сказали, что, ослушавшись врачей и отказавшись от кесарева сечения, она родить больше не сможет…
Георгина лежала одна в палате – об этом договорились родители мужа. Сам Анатолий стоял под окнами с огромным букетом цветов и долго махал им, надеясь, что она выглянет. Но Георгина, совершенно обессилившая, так и не подошла к окну… Ей не хотелось видеть мужа: какая-то исстрадавшаяся за роды ее часть возненавидела его. В то же время ребенка она сразу полюбила, полюбила всем своим существом, и направила на него всю свою заботу и все свои мысли. Она, как орлица, нависла над ним и не давала никому подходить без особых причин. Она запретила его пеленать, сказав медсестре, что не даст лишать будущего мужчину свободы действий. Опять ей грозили, ругали, пугали, но она никого не слушала. Кормила Георгина исключительно грудью, отказавшись от докармливания, чем также возмущала персонал больницы.
Мальчик родился чудесный, с розовыми ручками и ножками, пухленькими щечками, маленьким носиком, с очень чистыми и четкими чертами, которые уже просматривались на крошечном личике младенца. Он вскрыл в Георгине такие чувства и качества, о которых она сама и не догадывалась. Ей виделась кругом опасность, она все время переживала за малыша и боялась отлучиться от него даже на мгновение. Ее постоянно мучили кошмары, что кто-то его отнимает, крадет, увозит, и Георгина, которая и так мало спала, потому что должна была постоянно кормить грудью, не высыпалась еще и из-за этих тревожных, путаных снов.
Когда она вернулась с младенцем домой, ее отношение к супругу резко поменялось. Георгина стала холодна и отстраненна, не проявляла никакой нежности и заботы, видя в Анатолии лишь источник дохода. Все ее покупки теперь были в основном для сына. Еще до родов она накупила через знакомых кучу распашонок и ползунков отличного качества, сейчас же ей нужна была самая лучшая кроватка, самая дорогая коляска, лучшие игрушки, и это несмотря на то, что малышу пока, кроме погремушек, ничего и не надо было. Ей хотелось для сына лучших вещей, и она договаривалась, чтобы все это привозили из Италии, Франции, Польши…
Нервозность между супругами росла еще и из-за того, что с появлением ребенка однокомнатной квартиры с крошечной кухней им стало не хватать. Все было завешано пеленками, ползунками и марлечками. Помимо этого, все время занятая сыном Георгина совершенно не ухаживала за мужем – не готовила ему еду, не стирала и не гладила его одежду, а в ответ на его возмущенные замечания говорила, что и так устает все это делать для ребенка, чтобы делать еще что-то для мужа.
Если отношения между супругами и до появления ребенка были не самые близкие и теплые, то после рождения сына они совершенно отдалились. Встречи с друзьями прекратились: Георгина не хотела никого видеть, да и в их однушке это было неудобно. Она постоянно удалялась на кормление ребенка, потом валялась с ним на кровати, часами любуясь сыном. На приглашения друзей в гости тоже все время отвечала отказом, считая, что не может оставить ребенка ни свекрови, ни своей матери: вдруг с сыном в ее отсутствие что-то случится…
Сын стал для нее предметом поклонения, особенно после того, как она узнала, что больше не сможет иметь детей, – удвоенной и даже утроенной любовью она окружила своего Ванечку, который стал для нее всем: ее гордостью, ее отрадой. От супружеской жизни Георгина постоянно отказывалась, и интерес к мужу у нее не возникал, даже несмотря на то, что сын постепенно рос.
Анатолий ревновал жену к сыну, он не мог найти дома ни поддержки, ни любви, ни понимания. Жена полностью ушла в материнство, в то время как у него самого отеческие чувства появились отнюдь не сразу – первое время он даже боялся брать сына на руки. Вдобавок Георгина все время была рядом с Ванечкой, ограждая его от любых возможных неприятностей, – она даже мужа не оставляла наедине с сыном.