Холодное солнце теплой зимы
Шрифт:
Эдуард и Лилия сидели за столиком. В тусклом освещении купе девушка всматривалась в своё отражение в маленьком зеркальце. Здоровенный синяк под правым глазом настолько резко диссонировал с другими частями ангельского личика, что казался неудачным театральным гримом.
Девушка дотронулась до вспухшей щеки и поморщилась от боли.
– Не переживай, дорогая, через неделю всё пройдёт, – успокоил её Эдуард.
– Мне так страшно! – невпопад ответила Лилия.
– Я же сказал, что пройдёт.
– Я не этого боюсь. Раньше я не выезжала дальше Сочи, а тут Москва, неизвестность…
– Любимая, я тебя в обиду
– Очень хочу верить… – прошептала Лилия, перекошенной стороной повернувшись к Эдуарду.
За окном замелькали фонари, поезд потихоньку сбавил ход. Впереди, в неярком освещении электричества, появилась какая-то маленькая станция. В тишине ночи послышался смех проводников и весёлый мат сцепщиков, и, словно бы подтверждая малозначительность станции, состав тут же тронулся, сделав остановку лишь на две минуты.
Спустя несколько минут, к удивлению Эдуарда, купившего все места, в открытую дверь седьмого купе вошёл человек с дорожной спортивной сумкой в руках. Его широкие плечи обтягивала лёгкая парчовая куртка, а ноги – модные импортные джинсы. На запястье красовались часы «Электроника 5».
– Здравствуйте, люди добрые! – весело поздоровался вошедший.
– Здравствуйте… – удивился Эдуард новому пассажиру.
– Ого, по-моему, мы уже встречались! – сказал пассажир, оказавшийся Павлом.
– Да-да, на пляже, – узнал того Эдуард.
– Точно! Надо же, какая встреча! А вы что, уже уезжаете? Короткий же у вас получился отпуск.
– Так получилось, что мне срочно нужно вернуться в Москву.
– Понимаю. Сам туда спешу.
– А это моя… ээ… спутница, Лилия.
– Очень приятно, – сказал Павел и взглянул на Лилию.
Девушка, забыв обо всём, смотрела на Павла. Из-за недавно приобретённой физической особенности её лицо не совсем точно передавало переживаемые чувства, от чего было непонятно: то ли она испугалась, то ли была ужасно рада видеть новоявленного соседа по купе.
– По-моему, я не совсем вовремя, – замялся Павел. – Вы тут, по-видимому, что-то… серьёзное обсуждали.
– Нет-нет… – спохватился Эдуард. – Не обращайте внимания. Лилия неудачно упала с лестницы.
И чтобы как-то перевести разговор, спросил:
– А у вас что, гастроли уже закончились?
– А вы не в курсе? Цирк же вчера вечером сгорел.
– Какой ужас! Мы видели зарево, но я и не думал, что это горит цирк! – искренне удивился Эдуард.
– Да уж, горело так, что мама не горюй.
– А жертвы есть?
– Да я, честно говоря, не в курсе. Пойду покурю, – с этими словами Павел достал сигареты и вышел из купе.
– Нет, это всё-таки возмутительно! – чуть погодя обратился Эдуард к Лилии.
– Что, дорогой? – очнулась от задумчивости девушка.
– Я же купил все места в этом купе, чтобы нас никто не смущал.
– Ну, не сердись. Всё же бывает. Может, он ошибся купе.
– Нет, я этого так не оставлю! Я сейчас же поговорю с проводником.
На этом Эдуард с самым решительным видом вышел из купе и пошёл искать подлого проводника. Не найдя его в своём вагоне, он решил перейти в следующий. Там за общим столом собрались несколько проводников из разных вагонов. Они отмечали чей-то день рождения.
Один из «вагоновожатых», держа в вытянутой руке гранёный стакан с прозрачной жидкостью, важно вещал:
– Давайте выпьем за Палыча. Золотой человек, что и говорить! Столько лет хожу с ним в рейды, ещё ни разу не подставил, не подвёл. Нету этой подлянки у него…
Судя по стеснительно потупленному взору и признательной улыбке, Палычем был сидящий у окна мужчина, по совместительству оказавшийся ещё и проводником вагона, в котором ехал Эдуард.
– Извините, что прерываю, могу я с вами переговорить с глазу на глаз? – спросил Эдуард, смотря на Палыча.
Проводник пробубнил что-то так, чтобы услышали только сидящие за столом. Сидящие тут же с ухмылкой оглянулись на прервавшего застолье мужчину.
– Ну, что ещё? – недовольно скривил губы Палыч, от которого разило дешёвым коньяком и шпротами.
– У меня к вам просьба. Не могли бы вы найти для нас другое купе? – вежливо попросил Эдуард, стараясь держать в узде священный гнев обманутого потребителя.
– Ещё чего! Свободных мест нет. Тем более для вас с вашей спутницей, – резко возразил просителю именинник. – Мало того, что взял её без документов – на свой страх и риск, между прочим, – так чего доброго эта цыганка стащит у пассажиров что-нибудь. Вообще, я бы вам не советовал выпускать её из купе. Такой интеллигентный человек, а водите знакомства с асоциальными элементами. Учтите, я не допущу краж во вверенном мне вагоне.
Что-то щёлкнуло от этих слов внутри Эдуарда. Какая-то дверь с вывеской «не беспокоить» вдруг открылась, и оттуда, сонно зевая и потягиваясь, вышли смелость и отвага. «И откуда что берётся?» – успел подумать Эдуард, когда взял проводника за грудки и прижал к закрытым дверям купе. По-видимому, события последних двух суток пробудили в нём первобытные мужские инстинкты, доселе погребённые под толстым слоем хорошего воспитания.
– Слышишь, сморчок! – смотря прямо в глаза проводнику, сказал Эдуард и тут же подивился собственной дерзости. – Ещё раз вякнешь нечто подобное, и я размажу тебя по стенкам вверенного тебе вагона. Когда ты сдирал с меня тройную цену за четыре места, ты был сама вежливость. Забыл уже?
– Да я что? Я ничего. Просто действительно мест нет, – испуганно затараторил проводник.
– Так бы и сказал… – произнёс Эдуард и, для профилактики подержав проводника в таком положении ещё несколько секунд, разжал руки.
Возвращаясь в своё купе, Эдуард ещё думал о случившемся. Ещё никогда, по крайней мере пребывая в трезвом состоянии, он не позволял себе такой бестактности по отношению к людям. Чуть выпив, он становился неуправляемым, раздражительным и даже агрессивным человеком, его характер менялся на прямо противоположный. Но что случилось сейчас? Он же был абсолютно трезв. Хотя нет. Он был влюблён, а опьянение любовью, получалось, действовало на него так же, как и алкоголь. Какая-то гордость за самого себя поднялась изнутри и вызвала довольную улыбку. Должно быть, именно так себя чувствовал первобытный мужчина, только что спасший свою пещеру от саблезубого тигра. И сейчас, словно человек, сделавший себе новые коронки на зубы и теперь привыкающий к новым ощущениям во рту, Эдуард тревожно прислушивался к новому осознанию самого себя. В таком углублённом в собственные мысли состоянии он подошёл к своему купе и услышал весёлый Лилин смех.