Холодные сердца
Шрифт:
– У нее был роман с Жарковым?
– Да какой еще роман! – Игнатий Парамонович смахнул со стола чугунное пресс-папье, как пушинку. – Не дорос еще с моей дочкой романы крутить. Шею бы свернул…
– Что же было?
– Да глупость одна… Гуляет у меня свободно, вот где-то и повстречалась с этим… А много ли барышне надо? Личико смазливое с усиками, манеры обходительные, словечки разные, она и готова. Вся на нервах. Только это пустое. Девичьи слезы – не дороже водицы. Все образуется…
– Значит, не убивали?
– Да побойтесь
– Почему же не захотели?
– Да ведь я на это дело как на придурь Настину глядел! – Порхов даже руку на сердце положил. – Думаю, поблажит и забудет. Не замуж же за него идти! Голодранец и развратник. Хорош зять, нечего сказать…
– И все-таки Анастасия Игнатьевна была уверена, что вы к этому руку приложили, – сказал Ванзаров. – Почему?
– Блажь одна, ничего более. Запретил с ним встречаться, вот и показала характер.
– Если не вы убили, тогда кто?
– Вот уж тут и думать не хочу! – Порхов объятия раскрыл, так обрадовался. – Нашлись добрые люди.
– У вас тут прошлой осенью тоже убийство произошло, некой барышни… Не помню, как зовут… Может, как-то связано?
– Не знаю… Не помню… Своих дел столько, что не разгрести…
– Вот как? Интересно. Мне необходимо поговорить с вашей дочерью.
Игнатий Парамонович заметно помрачнел. Но все же остался радушным хозяином.
– Пожалейте дитя. Весь день успокоительным отпаивали. Не бередите рану.
– Какие сильные переживания. Может быть, это любовь?
– Да какая любовь! – взорвался Порхов. – Я ей покажу любовь… Ох, простите. Вы еще молодой человек, у вас и семьи нет. Трудно вам понять переживания отца, у которого единственное сокровище…
– Можем отложить. Скажем, до завтра. Допрос, простите – беседа необходима. В участок вызывать не буду, загляну, когда разрешите. Но вот одно могу сказать наверняка: убийцу я обязательно найду. Обещаю вам.
Порхов вскочил, будто ему вставили шпильку.
– Родион Георгиевич, умоляю! Найдите злодея! Поймайте его! Очистите мое имя. А в благодарность премия в тысячу… нет, в три тысячи рублей!
– Вот как?
– Несомненно! Как сыщете – сразу же и награда вас ждет. Вот как у нас принято! Мы за ценой не постоим ради правды святой!
– Чувствую, на этом деле мне предстоит серьезно разбогатеть, – сказал Ванзаров. – Приз становится все желанней. Интересно. Кстати, а как вы узнали о смерти Жаркова?
– Секретарь доложил.
– Какой осведомленный, однако. С ним можно побеседовать?
– Сколько пожелаете! – Порхов схватил колокольчик и затряс так, что на улице, должно быть, всполошились голуби.
Недавнее убийство будоражило умы и возбуждало фантазии жителей Сестрорецка. Рождались самые невероятные теории. Утверждали, что в городе видели какого-то таинственного незнакомца с записной книжкой. Якобы не входит ни в какое общение, следит за чем-то и все берет на карандаш. Попытки разговорить его или просто познакомиться заканчивались тем, что он исчезал, буквально растворялся в воздухе. Кто такой, чем занят в нашем городе, было решительно неизвестно.
Откуда ни возьмись зародился слушок, что с убийством дело-то нечистое. В том смысле, что имеются доказательства вторжения потусторонней силы. Говорили об этом не только бабы на базаре, но повторяли и просвещенные люди, например, почтмейстер. Вскоре слух оброс такими подробностями, что в них не верили уже те, кто их передавал. Однако болтовня не умолкала.
Горсть уголька в топку общественного любопытства подбросил совсем уж неприличный случай. Все произошло в Нижнем парке и было подтверждено несколькими свидетелями происшествия, то есть дамами. А когда дама в чем-то клянется, можно не сомневаться: так оно и было. Или примерно так.
Около полудня госпожу Порхову толкнула случайно или нарочно дама. Вера Андреевна не стерпела и заметила, что в парке надо соблюдать приличия, иначе соваться сюда не следует. Впрочем, некоторые персоны и приличия – несовместимые понятия. Виноватой оказалась Катерина Ивановна. За словом в карман она не полезла и наградила супругу почтенного лесоторговца эпитетами «старая карга» и «дохлая кляча». Причем сказано это было с отменным спокойствием, что в таких обстоятельствах особо обидно. Тут уж Вера Андреевна не осталась в долгу. Плюнула в лицо, сообщив, что «мерзкую гадину», «скользкую змею» и «бешеную суку» не то что в парк пускать нельзя, где гуляют дети, а следует публично высечь и сослать в Финляндию, где таким «проституткам», «потаскухам» и «тварям» самое место. Госпожа Порхова добавила еще эпитетов, но повторять их дамы не решались.
Получив такой отпор, Катерина Ивановна сложила зонтик и ткнула им в бюст почтенной матроны, сообщив, чтобы та не попадалась ей на пути, иначе хуже будет. Чего делать не следовало. Веру Андреевну понесло. Схватив обидчицу за волосы, она принялась мотать ее голову, с которой слетела шляпка, приговаривая: «Кланяйся, паскуда, проси прощения, иначе глаза вырву!» Еще почтенная супруга требовала не приближаться к ее семье, если жизнь дорога. А если она заподозрит нечто подобное, своими руками придушит и растерзает.
Катерина Ивановна была крепче и моложе обидчицы, но тут оказалась бессильна. Только размахивала во все стороны зонтиком, но все больше впустую.
Устав таскать обидчицу за космы, Вера Андреевна оттолкнула Катерину Ивановну так, чтобы та упала на дорожку. Но молодая барышня устояла на ногах. Более того – ответила надменной улыбкой. Подобрала шляпку, оправила растрепанные локоны и громко, чтобы слышали все, кто прятался за кустами, сообщила: «Скоро будет вам такой подарочек, что на всю жизнь запомните». С тем гордо удалилась.