Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Шрифт:
Он встал сам и поднял меня. Теперь мы были не одни. Мой муж - вот уже целых семь счастливых лет, как я называю его так, - стоял рядом со мной.
– Аллен, - проговорил опекун, - примите от меня этот добровольный дар лучшую жену, какая только есть на свете. Вам я скажу лишь одно: вы ее достойны, а у меня это высшая похвала. Примите ее и вместе с нею скромный домашний очаг, который она вам приносит. Вы знаете, как она преобразит его, Аллен, вы знаете, как она преобразила его тезку. Позвольте мне только иногда делить с вами блаженство,
Он еще раз поцеловал меня, и теперь на глазах у него были слезы; потом сказал более мягко:
– Эстер, любимая моя, после стольких лет - это своего рода разлука. Я знаю, моя ошибка заставила вас страдать. Простите своего старого опекуна, возвратите ему его прежнее место в вашей привязанности и выкиньте эту ошибку из памяти... Аллен, примите мою любимую.
Он вышел из-под зеленого свода листвы, но приостановился на открытом месте и, озаренный солнцем, обернулся в нашу сторону и сказал веселым голосом:
– Вы найдете меня где-нибудь здесь по соседству. Ветер западный, Хлопотунья, настоящий западный! И впредь - никаких благодарностей; а то ведь я теперь опять буду жить по-холостяцки, и если этого моего требования не выполнят, убегу и не вернусь никогда!
Как счастливы были мы в тот день, какая тогда была радость, какое успокоение, какие надежды, какая благодарность судьбе, какое блаженство! Обвенчаться мы решили в конце месяца; но мы еще не знали, когда нам удастся переехать сюда и поселиться в своем доме, - это зависело от Ады и Ричарда.
На другой день мы все трое вернулись домой вместе. Как только мы приехали в Лондон, Аллен сразу же отправился к Ричарду, чтобы сообщить радостное известие ему и моей милой подруге. Было уже поздно, но, прежде чем лечь спать, я все-таки собиралась ненадолго пойти к Аде, решила только сначала заехать с опекуном домой, чтобы напоить его чаем и посидеть с ним рядом в своем старом кресле, - мне не хотелось, чтобы оно опустело так скоро.
Приехав, мы узнали, что сегодня какой-то молодой человек три раза приходил к нам и спрашивал меня; а когда ему в третий раз сказали, что я вернусь не раньше десяти часов вечера, он попросил доложить, что "зайдет часиков в десять". Все три раза он оставлял свою визитную карточку. На ней было написано: "Мистер Гаппи".
Естественно, я стала раздумывать - для чего я могла ему понадобиться? И так как с мистером Гаппи у меня всегда связывалось что-нибудь смешное, я принялась подшучивать над ним и, слово за слово, рассказала опекуну о том, как он однажды сделал мне предложение, а потом сам отказался от моей руки.
– Если так, - сказал опекун, - мы, конечно, примем Этого героя.
Мы распорядились, чтобы мистера Гаппи приняли, но едва успели это сделать, как он уже пришел опять.
Увидев рядом со мной опекуна, он опешил, но овладел собой и сказал:
– Как живете, сэр?
– А вы как поживаете, сэр?
– осведомился опекун.
– Благодарю вас, сэр, недурно, - ответил мистер Гаппи, - Разрешите представить вам мою мамашу, миссис Гаппи, проживающую на Олд-стрит-роуд, и моего закадычного друга, мистера Уивла. Надо сказать, что мой друг одно время называл себя Уивл, но его настоящая и подлинная фамилия - Джоблинг.
Опекун попросил их всех присесть, и они уселись.
– Тони, ты, может, приступишь к изложению дела?
– обратился мистер Гаппи к своему другу после неловкого молчания.
– Излагай сам.
– ответил ему друг довольно резким тоном.
– Итак, мистер Джарндис, сэр, - начал после недолгого размышления мистер Гаппи, к великому удовольствию своей мамаши, которое она выразила тем, что принялась толкать локтем мистера Джоблинга и залихватски подмигивать мне, - я желал переговорить с мисс Саммерсон наедине, и ваше уважаемое присутствие явилось для меня некоторой неожиданностью. Но, может, мисс Саммерсон осведомила вас о том, что когда-то произошло между мной и ею?
– Да, - ответил опекун с улыбкой, - мисс Саммерсон мне кое-что рассказала.
– Это упрощает мою задачу, - сказал мистер Гаппи.
– Сэр, я окончил ученье у Кенджа и Карбоя, и, кажется, - к удовлетворению всех заинтересованных сторон. Теперь меня зачислили (после экзамена, от которого можно было прямо свихнуться, столько пришлось зазубрить всякой никчемной чепухи) - меня зачислили, повторяю, в список ходатаев по делам, и я даже захватил с собой свое свидетельство - может, вы пожелаете ознакомиться?
– Благодарю вас, мистер Гаппи, - ответил опекун.
– Верю вам на слово, или, как выражаетесь вы, юристы, "признаю наличие этого свидетельства".
Мистер Гаппи отказался от мысли извлечь что-то из своего кармана и продолжал, не предъявляя свидетельства:
– У меня лично капиталов нет, но у моей мамаши есть небольшое состояние в виде ренты, - тут мамаша мистера Гаппи принялась вертеть головой - столь невыразимое удовольствие получила она от этих слов, потом закрыла рот носовым платком и снова подмигнула мне.
– Следовательно, я когда угодно могу призанять у нее несколько фунтов на свои конторские расходы, к тому же - без всяких процентов, а это, изволите видеть, огромное преимущество, - с чувством заключил мистер Гаппи.
– Еще бы не преимущество!
– согласился опекун.
– У меня уже имеется клиентура, - продолжал мистер Гаппи, - по соседству с площадью Уолкот, в Ламбете. Посему я снял дом в этом околотке, и, по мнению моих друзей, очень удачно (налоги пустяковые, пользование обстановкой включено в квартирную плату), и теперь намерен безотлагательно основать там самостоятельную юридическую контору.
Мамаша мистера Гаппи снова принялась отчаянно вертеть головой, проказливо ухмыляясь каждому, кто бросал на нее взгляд.