Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Шрифт:
Теперь опекун навещал меня каждый день. Примерно через неделю с небольшим я уже могла бродить по нашим комнатам и подолгу разговаривать с Адой из-за оконной занавески. Однако я ни разу ее не видела, - у меня не хватало духу взглянуть на ее милое личико, хоть я легко могла бы смотреть на нее, когда знала, что она не видит меня.
В назначенный день приехала мисс Флайт. Бедная старушка вбежала в мою комнату, совершенно позабыв о своем всегдашнем старании держаться чопорно, и с криком, вырвавшимся из глубины души, бросилась мне на шею, твердя: "Дорогая моя Фиц-Джарндис!";
– Ах, боже мой!
– проговорила она, сунув руку в ридикюль.
– Я захватила с собой только документы, дорогая моя Фиц-Джарндис; вы не можете одолжить мне носовой платок?
Чарли дала ей платок, и он очень пригодился доброй старушке, - она прижимала его к глазам обеими руками и целых десять минут плакала в три ручья.
– Это от радости, дорогая моя Фиц-Джарндис, - поспешила она объяснить.
– Вовсе не от горя. От радости видеть вас по-прежнему здоровой. От радости, что вы оказали мне честь принять меня. Вас, душечка моя, я люблю гораздо больше, чем канцлера. Впрочем, я продолжаю регулярно ходить в суд. Кстати, дорогая моя, насчет платка...
Тут мисс Флайт взглянула на Чарли, которая выходила встречать ее на остановку почтовой кареты. Чарли посмотрела на меня с таким видом, словно ей не хотелось говорить на эту тему.
– Оч-чень правильно!
– одобрила мисс Флайт.
– Оч-чень тактично. Прекрасно! Чрезвычайно нескромно с млей стороны упоминать об этом, но, дорогая мисс Фиц-Джарндис, боюсь, что я иногда (это между нами, и сами вы не догадались бы) - что я иногда путаюсь, говорю немножко... бессвязно, знаете ли, - и мисс Флайт приложила палец ко лбу.
– Только и всего.
– А что же вы хотели сообщить мне?
– спросила я с улыбкой, понимая, что ей хочется рассказать что-то.
– Вы возбудили мое любопытство, и придется вам удовлетворить его.
Мисс Флайт взглянула на Чарли, спрашивая ее совета в этом затруднительном случае, а Чарли проговорила: "Лучше уж скажите, сударыня", чем доставила безмерное удовольствие нашей гостье.
– Какая смышленая девочка, - сказала мисс Флайт, обращаясь ко мне с таинственным видом.
– Малышка. Но оч-чень смышленая! Так вот, дорогая моя, это премиленький эпизод. Только и всего. Но, по-моему, он очаровательный. Можете себе представить: от каретной остановки нас провожала одна бедная особа в очень неизящной шляпке...
– Позвольте вам доложить, мисс, это была Дженни, - вставила Чарли.
– Вот именно!
– подтвердила мисс Флайт сладчайшим голосом.
– Дженни. Да-а! И можете себе представить: она сказала вот этой нашей девочке, что в ее коттедж приходила какая-то леди под вуалью, справляться о здоровье моей дорогой Фиц-Джарндис, и эта леди взяла себе на память носовой платой только потому, что он когда-то принадлежал моей прелестной Фиц-Джарндис! Ну, знаете ли, это очень располагает в пользу леди под вуалью!
– Позвольте вам доложить, мисс, - сказала Чарли, на которую я посмотрела с некоторым удивлением.
– Дженни говорит, что, когда ее ребеночек умер, вы оставили у нее свой носовой платок, а она убрала его, и он лежал вместе с пеленками и прочими вещицами, какие остались от младенца. Я думаю, позвольте вам доложить, что она сохранила его отчасти потому, что он ваш, мисс, отчасти потому, что им покрыли покойничка.
– Малышка, - прошептала мне мисс Флайт, пошевелив пальцами перед лбом, чтобы выразить этим, как умна Чарли.
– Но чрезвычайно смышленая! И объясняет все так толково! Она, душечка, говорит понятней любого адвоката, какого я когда-либо слушала!
– Я все это помню, Чарли, - сказала я.
– И что же?
– Так вот, мисс, - продолжала Чарли, - этот самый платок леди и взяла. И Дженни просила вам передать, что не отдала бы его ни за какие деньги, но леди сама взяла его, а взамен оставила сколько-то монет. Дженни ее совсем не знает, мисс, позвольте вам доложить.
– Странно, кто бы это мог быть?
– сказала я.
– Вы знаете, душечка, - зашептала мисс Флайт, приблизив губы к самому моему уху и принимая в высшей степени таинственный вид, - по моему мнению... только не говорите нашей малышке, - это супруга лорд-канцлера. Ведь он, знаете ли, женат. И как я слышала, она ему житья не дает. Бросает бумаги его милости в огонь, дорогая моя, если он отказывается платить по счетам ее ювелира!
Я тогда не стала гадать, кто эта леди, - просто подумала, что это, вероятно, была Кедди. Кроме того, мне пришлось заняться нашей гостьей, - она совсем закоченела во время поездки и, должно быть, проголодалась, а тут как раз подали обед, и надо было помочь ей, когда она, желая принарядиться, с величайшим удовольствием накинула на плечи жалкий истрепанный шарф и надела штопаные-перештопанные, совсем заношенные перчатки, которые привезла с собой завернутыми в бумагу. Мне пришлось также играть роль хозяйки за обедом, состоявшим из рыбы, жареной курицы, телятины, овощей, пудинга и мадеры, и мне так приятно было видеть, какую радость доставил этот обед старушке, как чинно и церемонно она кушала, что я уже не думала ни о чем другом.
Когда мы пообедали и нам подали десерт, красиво сервированный моей милой подругой, которая всегда сама наблюдала за приготовлением всего, что мне подавали, мисс Флайт, очень довольная, принялась болтать так оживленно, что я решила завести разговор о ее жизни, так как она всегда любила говорить о себе. Я начала с того, что спросила ее:
– Вы уже много лет ходите в Канцлерский суд, мисс Флайт?
– Ах, много, много, много лет, дорогая моя. Но я ожидаю судебного решения. В ближайшем будущем.
Но даже в ее надеждах сквозила такая тревога, что я усомнилась, надо ли было говорить об этом. И тут же подумала, что не надо.
– Мой отец ждал судебного решения, - продолжала, однако, мисс Флайт. Мой брат. Моя сестра. Все они ждали судебного решения. И я жду.
– Все они...
– Да-а. Умерли, конечно, дорогая моя, - ответила она.
Заметив, что ей хочется продолжать этот разговор, и желая ей угодить, я передумала и решила не избегать его, а поддержать.
– А не разумней ли было бы, - сказала я, - больше не ждать решения?