Холодный город
Шрифт:
Вампиры были дверью в мир сказок и магии. Они стали волком в лесу, который бежит к дому бабушки, боссом из видеоигры, на которого можно охотиться, не испытывая угрызений совести, чудовищем, готовым соблазнять, могучим и вечным созданием, которым мог стать каждый. Прекрасные мертвецы, прекрасная смерть. А если после кровавых оргий они и теряли свою красоту, становясь чудовищно распухшими, с лиловыми лицами, то хорошо это скрывали. Все боятся смерти, а вампиры бессмертны.
Многие хотели стать вампирами, но не у всех хватало смелости.
Каждому хотелось увидеть их, хотя бы издали.
И
В Америке было семь горячих точек, семь поцелуев Каспара Моралеса, семь мест, на которые обрушилась тьма. Шесть из этих городов стали Холодными и пять из них существовали до сих пор. Изо всех, кроме Сан-Франциско, шли трансляции, как правило, оплаченные корпорациями и инвесторами. Шоу об охотниках на вампиров, где действующие лица часто менялись, и шоу о самих вампирах – например, трансляции из салона Люсьена Моро, – свидетельствовали о странном перемирии между людьми и кровопийцами.
Холодные города стали тюрьмами, власть в которых принадлежала заключенным. Внутри вампиры были свободны. Но за их пределами любой вампир – неважно, прятался он, устраивал ли резню или только недавно обратился, – становился законной добычей охотников и военных.
Если кто-то жаловался, что система несовершенна, что инфекция все равно распространяется и романтизация мертвецов только усугубляет проблему, ему советовали посмотреть, насколько хуже обстоят дела за пределами Соединенных Штатов – и на то, сколько денег приносит сохранение статуса-кво.
Глава 13
Хорош будет покойничек.
Когда Тана добралась до стоянки, Эйдан сидел на заднем сиденье «форда», открыв дверь и выставив ноги наружу. Габриэль склонился над ним, закинув одну руку на крышу машины, и что-то тихо говорил; заметив Тану, он замолчал. Ветер отбросил назад его волосы, похожие на встрепанные вороньи перья.
– Эй, – окликнула их Тана.
Эйдан казался уже не таким больным, его щеки даже слегка порозовели. Габриэль где-то добыл тяжелые байкерские ботинки. Тана не помнила, когда они появились, но на заправке он точно был босиком – она запомнила его босые ноги и разбитое стекло, которое он, казалось, не замечал.
Интересно, откуда у него эти ботинки…
«Пожалуйста, – подумала она. – Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, хватит на сегодня ужасов».
– Ворота Холодного города ближе, чем моя тень, – сказал Габриэль. Взгляд его винно-красных глаз остановился на новом платье и причесанных волосах Таны, словно он пытался запечатлеть в памяти ее новый образ. Она тут же вспомнила, что на ней теперь только платье без бретелек, и смущенно одернула подол. – Можете сдать меня охране, когда приедем. Слышал, за вампиров полагается награда.
Тана пристально посмотрела на Эйдана, вспоминая его слова на заправке.
– Интересно, кто бы мог это предложить?
В этот момент из-за спины Таны появилась Полночь, переводя взгляд с Эйдана на Габриэля.
– Он в порядке? – Девушка убрала голубые пряди за ухо.
– Будет в порядке, –
Эйдан повернулся к Полуночи.
– Прости за все это. Ну, ты поняла… Я поеду с вами в Холодный город.
Тана хотела возразить, сказать, чтобы он не сдавался раньше времени, но чем дальше, тем труднее будет сопротивляться голоду. Эйдан был реалистом. Да и кто она такая, чтобы заставлять его отказаться от бессмертия?
Полночь слабо улыбнулась, Зима за ее спиной сердито нахмурился. Через плечо у него были перекинуты два битком набитых мусорных мешка. В руке он держал потрепанный чемодан.
После прослушивания сообщений Тану охватило какое-то жуткое спокойствие, но она предпочитала не анализировать свое состояние. Это было такое спокойствие, которое питается неправильными решениями и адреналином. Ей хотелось побыстрее начать действовать, лишь бы перестать думать о том, что выбрать. К сожалению, это чувство – желание нажать на газ вместо тормоза, – было ей уже знакомо.
Тана надеялась, что решение, которое она принимает сейчас, не того же сорта. Но она не могла представить, как умоляет отца впустить ее, не могла представить, как пытается доказать, что она не заразна, даже если это правда. И очень не хотелось расстраивать Перл.
Иногда ей казалось, что жизнь закончилась там, в темном подвале, и укус матери стал последним подлинным ощущением в ее жизни. Все остальное – пролог и эпилог, попытка притвориться, что жизнь у нее будет такой же, как у других, что после укуса она не отмечена тьмой, не обречена на тьму, не стоит одной ногой в могиле.
– Вместо денег можно получить метку, – сказала Тана, начиная наконец придумывать план, который позволит ей выбраться и выжить. – Метка дает право выйти из Холодного города. Мы могли бы получить такую. Я могла бы получить такую, если Габриэль позволит сдать его охране.
Она видела фотографии этих меток – дисков из серебра и железа с символами по наружному краю, золотой каймой вокруг отверстия в центре и, вероятно, каким-то чипом внутри.
Одна богатая наследница сбежала в Холодный город; ее семья нанимала охотников, и каждый получал для нее метки. Она же сделала из них ожерелье и каждую ночь надевала его на Вечный бал, но однажды какой-то бандит перерезал ей горло и продал метки с аукциона. Если Тана сейчас войдет в Холодный город с Эйданом и Габриэлем, у нее будет шанс выйти обратно. Но если она заболеет на свободе и ее поймают, она застрянет там навсегда.
План начал обретать смысл.
– Тана, – начал Габриэль, – ты не должна…
– Да, поезжай с нами, Тана, – перебил его Эйдан. Он улыбался той своей улыбкой, которая одновременно говорила, что без тебя он пропадет, и намекала, что он помогает тебе, предлагая то, чего тебе на самом деле хочется. – Подумай, как классно мы сможем провести там время. Полночь нам все покажет, да? Она ведь простила меня, правда?
– Не знаю. Это действительно было больно, – ответила Полночь, слегка улыбаясь ему. Но ее взгляд на Габриэля и Эйдана был сосредоточенным и голодным. Она едва не дрожала от желания стать такой, как они. Изменившейся или изменяющейся.