Холодный город
Шрифт:
Она осторожно сняла с Билла очки и закрыла ему глаза. Потом сложила ему руки на груди – как у мертвых фараонов на крышках египетских саркофагов. Несмотря на последнее предупреждение Билла Стори, Тана не могла бежать, не могла уйти без своей метки. Тана осторожно достала кинжал.
Пройдя немного вперед, она свернула за угол и увидела у окна Кристобель с банкой краски и кистью. Та закрашивала стекла черным и плакала. Ее худые плечи дрожали, веки покраснели. Увидев Тану, она зарыдала еще громче.
– Что ты делаешь? – тихо
– Готовлюсь к завтрашнему дню, – Кристобель говорила нараспев, как во сне. Косметика стекала по ее покрасневшим щекам, оставляя блестящие серые и серебряные дорожки. – Мы станем вампирами, и в доме все должно соответствовать. Мы думали, все будет по-другому… Ты не должна была уходить. Почему ты ушла?
Тана думала, что возвращение пленницы с ножом – достаточный повод, чтобы поднять тревогу. Но Кристобель смотрела на Тану так, будто ее послали за покупками, а она ходила слишком долго, и теперь званый ужин испорчен. Из-за двери дальше по коридору послышались приглушенные испуганные голоса и снова стон. Кристобель нервно посмотрела в ту сторону, затем снова на Тану.
– Когда ты ушла, мы подумали… Мы больше не слышали тебя и решили, что Эйдан тебя съел. И теперь можно открыть дверь. Мы, конечно, расстроились, но…
Тана кивнула. Она знала, почему оказалась в комнате с Эйданом, даже если не все по другую сторону двери были готовы это признать.
– Полночь и Зара поспорили из-за того, кто пойдет первым. Зара сказала, что это ее дом. Она вошла, и он… он ее выпил.
– Ох… – сказала Тана, думая об Эйдане, которого она знала. Об Эйдане, который мог быть глупым и эгоистичным, но который никогда бы не стал убийцей.
– Я знаю, он не хотел, – Кристобель зарыдала еще сильнее. Она уронила банку и пнула ее. Черная краска выплеснулась на стену, растеклась струйками, как гнилая кровь. – Он был так расстроен. Но это ты должна была умереть, не Зара. Это нечестно. Мы все сделали правильно. Мы оставили ему тебя, как жертву новорожденному вампиру. Это должна была быть ты.
– Где он сейчас? – спросила Тана, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить ее. – Там, внизу? – она указала в сторону комнаты, откуда доносился шум. Кристобель кивнула.
«Он сейчас опасен?» – хотела спросить Тана, но она понимала, что Кристобель вряд ли ответит честно. Билла Стори и Зару убили, так что, вероятно, Эйдан сыт, но Тана не так уж много знала о новорожденных вампирах. Те создания на ферме Лэнса пили до тех пор, пока не раздулись, как клещи.
Тана пошла по коридору, оставляя за собой черные следы. Оглянувшись, она увидела, что Кристобель смотрит в окно, хотя сквозь закрашенные черным стекла ничего нельзя было разглядеть.
«Это должна была быть ты».
Взявшись за дверную ручку, Тана пожалела, что жизнь – не кино, где можно промотать вперед, когда страшно, когда мир рушится, – до следующего эпизода, как бы
Эйдан сидел на корточках на полу. Его неестественная поза и бледность говорили о том, что он обратился. Тана поняла это еще до того, как он поднял на нее красные глаза. У него за спиной Полночь раскачивалась, обнимая тело брата.
Голубые волосы Зимы упали ему на лицо, губы были белыми и сухими, как у Перл, когда она, почистив зубы, забывала смыть зубную пасту. На шее у него виднелись два ярких прокола, из одного стекала тонкая струйка крови. Глаза Зимы были закрыты, а его сестра смотрела прямо перед собой красными, как раскаленные угли, глазами. При виде Таны она издала жуткий вопль и крепче прижала брата к себе. Руфус, сжавшись, сидел в углу, на нем были только пижамные штаны. Рядом валялся мобильный телефон. Огонек камеры мигал, как будто запись все еще продолжалась.
Глава 24
Любая память об умерших драгоценна, если они были дороги нам при жизни.
Перл сидела перед телевизором и ела спагетти с соусом. Отец на кухне отмывал плиту. Когда стало ясно, что Тана исчезла, он затеял генеральную уборку – стирал, оттирал внутреннюю поверхность микроволновки, даже отодвинул холодильник и, стоя на коленях, вымыл плитку под ним. Он занимался этим так долго, что еще не ужинал, хотя было уже больше десяти часов вечера. Прервался он только дважды – чтобы ответить на телефонный звонок из Национальной гвардии, и позже, когда звонили родители Эйдана.
На экране ведущая в синем костюме стояла на фоне слов «Кровавая баня на вечеринке». Буквы были забрызганы красным.
– Новости о вечеринке, которая закончилась трагедией, – говорила она, глядя в камеру. – Митч Эванс сейчас находится на заправке на девяносто третьем шоссе. Именно здесь поздно вечером в воскресенье видели трех выживших. Эйдан Маринос, Тана Бах и неизвестный молодой человек запечатлены на видео. Митч?
На экране появился репортер в плохо сидящем парике. Он стоял у заправочной колонки и протягивал микрофон какому-то растерянному парню с красными волосами, торчащими, как шипы.
– Совершенно верно, Тиффани, – сказал он. – Это Гаррет Уокер, он уже почти год работает на заправке «Глобал Гэз». Гаррет, расскажите, что вы видели прошлой ночью?
Перл подалась вперед, к экрану.
– Папа! – закричала она. – Папа, по телевизору говорят о Тане!
– Двое зашли в магазин, – говорил Гаррет. – Девушка была вся исцарапана, а парень казался каким-то странным, и я стал за ним наблюдать. Думал, они хотят что-то украсть.
– Что ты имеешь виду, когда говоришь, что парень выглядел «странным»? – спросил Митч Эванс.