Холодный суровый Кэш
Шрифт:
– Нет. Никого. Никогда.
Мы снова выпили, но на этот раз я знал, чего ожидать. Ее смех все еще заставлял твердеть мой член, но, по крайней мере, я был готов к этому.
– Мне нужно поесть, – произнесла она. – Иначе быстро опьянею.
– Так и не скажешь? – спросил я, подойдя к ней сзади и целуя ее в шею. Я обернул руки вокруг тонкой талии Эванжелины, а затем позволил им спуститься ниже. Так низко, как только возможно, едва не прижимая руку к ее киске, хотя одному богу известно, как мне этого хотелось.
Дыхание Эви стало прерывистым, и я сильнее сжал ее в объятиях, пока она включала газ и ставила кастрюлю на пламя. Вслед за этим Эви положила внутрь тортилью и измельченный сыр. Когда, черт возьми, приготовление обеда стало таким возбуждающим?
Все это время мои руки были обернуты вокруг Эви. Я прикусывал ее ухо, основание шеи, зарывал нос в мягкие волосы. Эванжелина вся походила на дуновение ветра – соленая влага на коже и более соленые слезы. И вся загвоздка была в том, что Эви не отбрасывала мою ладонь и не вела себя застенчиво. Она ничуть мне не уступала.
Эви прижималась ко мне спиной, ее маленькая задница была прямо напротив моего члена, и, дерьмо, мне требовалась вся моя выдержка, чтобы не развернуть Эванжелину, не сорвать с нее платье и не прижать губы к ее грудям.
Я знал, что если начну, то уже не смогу остановиться, но сомневался, что трахать эту девочку после часа знакомства, в ее интересах. Похоже, Эванжелина была хрупкой, и она плакала, когда мы встретились. Может, я и был плохим парнем, но, по правде, всегда правильно относился к девушкам.
– Все готово, – произнесла она, оборачиваясь ко мне.
– Девочка, ты убиваешь меня.
Эви откинула назад голову.
– Кэш, я та, кто сделал тебе предложение, поэтому твоя смерть наступит только по твоей вине. Но я действительно надеюсь, что до этого не дойдет, – она отошла от меня, схватив текилу. – Хочешь поесть снаружи?
Я кивнул, захватив чипсы и сальсу. Эванжелина наложила в тарелку кесадильи и, не выпуская бутылку с алкоголем, ступила под солнце Лос-Анджелеса.
– Итак, Кэш, я уже знаю твою самую неловкую историю, – произнесла она, беря в руки сырную тортилью. – Расскажи еще что-нибудь о себе.
– Больше нечего рассказывать, сладкая.
– Нет, ты так легко не отделаешься. Явно есть что-то еще. «КМГ» не подписывает контракты с талантами, если они не собираются возглавлять чарты. Так что у тебя за история?
Мне было нужно больше чертовой текилы для этого. Я налил себе шот и опрокинул в себя.
– Я родился в Ист-Хайтс, так далеко от твоей жизни, как только ты можешь представить. Думаю, восемь миль. Я решился на контракт, чтобы помочь маме. Ей сильно нужны деньги и больше помощи, чем я способен ей дать. Хотя, когда я рос, источником проблем был мой отец.
– У нас это общее.
Я резко рассмеялся.
– Не думаю, что твои проблемы с отцом похожи на мои.
Она серьезно посмотрела на меня, готовя себе еще один шот.
– Вероятно, нет. Но я думаю, что оба наших отца сформировали наше мировоззрение больше, чем мы бы хотели признать, – она выпила текилу и облизала губы. – Дело в том, что оба этих засранца, которые испортили наши жизни, неосознанно подарили нам подарок. Думаю, мне лучше быть дочерью своего отца. Благодаря этому я знаю, какой тип мужчин не хочу видеть рядом с собой. И, полагаю, ты отлично знаешь, каким человеком ты не хочешь становиться.
– Черт, – произнес я, покачав головой. – Мне нужен лист бумаги, когда я с тобой, девочка.
– Почему?
– Твои слова заставляют меня чувствовать себя так, словно мне следует это записать. Будто те чувства, которые я с тобой испытываю, должны быть отражены в гребаной песне. Ты просто живое воплощение стихов и даже не догадываешься об этом.
– У тебя хороший словарный запас, – произнесла она, намек на улыбку играл на ее губах. Я знал, что ей понравился мой комплимент, несмотря на то, что Эви, вероятно, слышала их чертовски часто.
– Я практически выучил тезаурус. Когда пишу тексты, все упирается в слова.
– Какую музыку ты пишешь?
– Я рэпер, солист, и не шутил по поводу восьми миль – хотя, черт возьми, я не собирался становиться рэпером или кем-то подобным.
– Почему не собирался?
– Я хотел творить музыку. Раньше играл на гитаре и думал, что стану певцом или кем-то вроде.
– Это было до или после кражи мороженого?
– Думаю, где-то в это время. В том смысле, что у меня была гитара, когда мне было тринадцать.
– Что произошло? – она опустила свои чипсы в сальсу, но продолжала смотреть на меня. Я не мог ее игнорировать. Эви делала это невозможным, поскольку даже если бы не смотрела глаза в глаза, я знал, что все равно она увидит настоящего меня.
– Ты знаешь мое сценическое имя, Кэш Флоу? – она кивнула, и я продолжил. – Ну, мой старший брат – Чад, он услышал, как я играю, и знал, что у меня есть биты. Думаю, все в округе знали об этом. А потом, когда мне было девятнадцать, у меня были проблемы с законом, и я не видел гитару около года. Поэтому я написал кучу песен и начал читать рэп. Что еще мне было делать?
Внимательно слушая, Эви даже подалась вперед.
– Когда я вышел из тюрьмы, нам нужны были деньги. Очень сильно. Отца не стало, мама постоянно пила. Было похоже на то, что это единственный шанс. Моя музыка – все, что у нас было. Чад решил, что я смогу читать рэп. У него появилось собственное видение меня, и он знал, что деньги – настоящие деньги – нельзя получить, будучи сочинителем песен.
– Думаю, ты очень талантлив. Чад, должно быть, знал, что у тебя дар, иначе ты никогда бы не заработал контракт, – Эви прикусила губу. – Ты не любишь разговаривать о своем прошлом, верно?