Холодный суровый Кэш
Шрифт:
Мне пришлось сдерживать улыбку. Когда расстраивалась Джина, она становилась силой, с которой приходилось считаться. Могло случиться что угодно – от разбитых окон до брошенных слов, жалящих сильнее удара.
С этой же катастрофой, по моему опыту, справиться было гораздо проще.
– Я бы не назвал это панической атакой или же приступом гнева.
– О, да? – спросила она. – А как бы ты это назвал?
Двадцатый этаж.
– Ты в разладе с самой собой, – произнес я. – Может, у тебя был дерьмовый день или же это экзистенциальный кризис [1] ,
1
Экзистенциальный кризис – состояние тревоги, чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования.
Она потерла глаза, сморгнув с них слезы, и посмотрела на меня более внимательно.
– Ты что, психотерапевт?
Я прикусил губу. Дерьмо, я вовсе не был психиатром. Мне пришлось выучить весь этот бред в тюрьме, когда меня заставили брать уроки по управлению гневом в рамках «реабилитации» или чего-то в этом роде.
Кто я такой, чтобы говорить хоть что-то этой девушке?
Но я бы поклялся, что она хочет именно этого. Чтобы я рассказал ей, что будет дальше. Девушка сглотнула, все еще смотря на меня замутненным взглядом, словно умоляя вытащить ее из этого тоскливого дня.
Ох, черт, я достал бы этой девушке и солнце, если бы она захотела.
Лифт остановился.
Мы спустились в вестибюль. Двери открылись, и мы вышли, пройдя между толпившимися людьми.
Я смотрел на свою незнакомку, пока она осматривала вестибюль и стеклянные двери в двухстах футах от нас. Я не думал, что девушка сможет справиться с этим самостоятельно.
Она посмотрела на меня и поджала губы, словно потеряшка, которая хотела, чтобы ее нашли.
Я взял ее за руку.
– Пойдем, подышим свежим воздухом, – произнес я.
Она не стала сопротивляться.
ГЛАВА 4
Эванжелина
Его рука оказалась мягче, чем я предполагала. Он держал мою ладонь, ведя через вестибюль к дверям.
У меня просто не было времени все обдумать.
Но я знала: даже если бы мне дали это время, мое решение бы не изменилось. Я бы позволила этому мужчине отвезти меня куда угодно.
Может, тут сработал случай правильного места и правильного времени, или же здесь крылось нечто большее. Может, все было абсолютно верно. Мне нужен был кто-то, способный вывести из ловушки этого здания и моего удушающего отца – а потом этот мужчина вошел в мой день и увел меня за собой.
Именно этого я и хотела.
Когда еще я получала то, чего желала? Никогда.
И вот он здесь. Мужчина, чьи голубые глаза напоминали мне дышать, поскольку я не хотела умирать, прежде чем заговорю с ним.
О, и о чем же мы стали говорить? О моих проблемах управления гневом и панической атаке. Уверена, это всегда его заводило... Он явно не испытывал ни с одной девушкой ничего подобного.
И, оу. Просто «оу», поскольку моей ладони в его руке стало так тепло. Так комфортно это ощущалось. Так правильно.
Я ничего не знала о нем, кроме тех фактов, что его волосы были светлыми, а глаза невероятно светло-голубого оттенка. Его плечи оказались широкими, хватка крепкой, а слова – искренними. Он точно сознавал, что нужно было сказать, даже ничего обо мне не зная.
Словно ему и так все было известно.
Мы вышли из огромной стеклянной двери здания моего отца – места, где мне всегда были рады, если я играла по навязанным правилам и молча соглашалась, как поступала задолго до того, как даже начала сознавать их важность. Однако я переросла эти правила: улыбайся, соглашайся, держи руки на клавишах.
Это просто не могло быть моей судьбой.
Хотя, если убрать все это, что же останется?
– Эй, – незнакомец опустил на меня взгляд. Мы уже вышли на улицу, и я прикусила нижнюю губу, ожидая того, что же будет дальше. – Дыши, – сказал он мне. – Вдох и выдох.
Я послушала его совета.
– Еще раз.
Кивнув, я снова вдохнула и выдохнула. Я закрыла глаза, позволяя солнцу Лос-Анджелеса обнять мои плечи и чувствуя бетон под ногами. Я больше не чувствовала свободного падения.
Меня уже поймали.
– Лучше? – спросил мужчина, когда мои веки затрепетали, а вслед за этим мои глаза встретили его взгляд.
– Намного лучше, – кивнула я.
Так и было. Незнакомец все еще держал меня за руку, и от этого мой мир будто вращался, но не в том смысле, когда кружится голова. Я чувствовала себя так, словно ребенок на карусели.
Ощущала себя живой.
– Хочешь пойти куда-нибудь?
– Куда? – спросила я, зная, что пойду куда угодно, поскольку не хотела весь день кататься на карусели, будучи пристегнутой к игрушечному коню. Я хотела вырваться на свободу.
– Прочь отсюда, – произнес он, выгнув бровь и одарив меня кривой улыбкой. Мужчина не понимал, что мне не требуется улыбка, чтобы пойти с ним.
Мое сердце дрогнуло и зашлось в бешеном ритме.
Тем не менее, я улыбнулась и покачала головой. Кто этот человек?
– Я даже не знаю тебя.
– Что тебе нужно знать?
Я пристальнее оглядела его, сознавая, что меня безумно привлекал этот парень, его манера поведения – словно ему на самом деле плевать на все, кроме этого момента. Я встречалась с парнями, обучающимися в Нью-Йоркском Университете: бизнес-аналитики и студенты-юристы, одетые в оксфорды [2] , блейзеры и брюки цвета хаки.
2
Оксфорды – стиль обуви, который характеризуется «закрытой» шнуровкой, где союзка нашита поверх берцев – в противоположность с дерби.
Этот же парень был... другим.
Он носил бейсболку козырьком вперед, плотно обтягивающую футболку, а его бицепсы могли... ну, ладно, парень мог защитить меня где угодно. Еще на нем были узкие джинсы, ботинки с каблуком, и цепь вокруг шеи. Он словно сошел с каталога клиентов моего отца. И в этот момент я поняла, что, конечно же, так оно и было. Мы ведь уходили с одного этажа.
– Ты ведь выходил из «КМГ», верно? – спросила я.
– Да, а ты?
– Да, я, эм, мой друг – стажер здесь, – соврала я. Не лучший способ начать... эту дружбу, но почему-то мне не хотелось, чтобы он знал, что я – дочь Маршала Кендрика. Меня снова стали бы судить как кого-то, кем я не являюсь. А я так устала от этого. Устала от самой себя.