Холодный суровый Кэш
Шрифт:
Мужчина кивнул.
– Так... мы идем?
Может, моя осторожность и была пущена по ветру, но теперь в дело вступило любопытство.
– Почему ты был там?
Он провел ладонью по челюсти.
– Честно? – этот вопрос заставил меня покраснеть, ведь я сама не была честна с ним. – Это звучит так чертовски претенциозно, но я подписал контракт с ними.
– О, да? – по крайней мере, отец верил в него как артиста. Это означало, что он не может быть разыскиваемым преступником. Мой папа собрал бы о нем полную информацию, прежде чем раскошелился на аванс. Несмотря на то, что этот незнакомец словно вышел из музыкального клипа, я бы солгала, сказав, что его грубоватые манеры заставляли мои коленки немного... или сильно... подкашиваться. – Ты подписал контракт и все остальное?
Он выгнул бровь и одарил меня кривоватой улыбкой. Ох, эта улыбка словно золотой слиток. В том смысле, что ямочки на щеках делали мужчину совершенством.
– А что? – ухмыльнулся он. – Тебе нужно сорвать куш?
Я задохнулась.
– Что? Нет, – я издала смешок, смущенная тем, как, возможно, это прозвучало. – Мне не нужны твои деньги.
– Думаю, ты хотела бы что-то получить от меня.
– Что? Клянусь, мне ничего от тебя не нужно.
– Уверена, что не хочешь ничего из того, что я могу предложить? – он сжал мою ладонь, и я осознала, что мужчина все еще ее держит.
Вдох, выдох.
– Я шучу, девочка. Мое сценическое имя – Кэш Флоу, вот и все. Плохая шутка. Ну, знаешь, ты хочешь сорвать куш в том смысле, что хочешь меня. Ладно... – он усмехнулся. – Теперь ты знаешь, что я игривый.
Он издевался надо мной? Не удивительно, что отец подписал с ним контракт. Его лицо – гребаная золотая жила. Я могу не быть стажером КМГ, но все еще оставалась дочерью музыкального продюсера, поэтому знала, что улыбка Кэша поможет распродать множество дисков.
– Ты Кэш Флоу? Рэпер? – я прищурилась, узнав это имя. Он подавал большие надежды. Мой отец часто о нем говорил, естественно, когда звонил кому-нибудь из дома. И раз мне все равно было нечем заняться, я обычно подслушивала.
– Это я. И отвечая на твой вопрос, да, я все подписал этим утром. Поэтому, думаю, мы должны это отметить.
– И как празднуют рэп-сенсации? – спросила я, представив шоу на льду и танцы на кушетках в ночном клубе.
В этом случае, я, безусловно, пас.
– Не думаю, что сейчас я – сенсация.
– Нет? А когда это произойдет?
– Многое мне не ведомо, – произнес он, удивив меня искренностью.
– Например?
– Например, как тебя зовут?
– Эви.
– Ты не похожа на Эви.
– Эм, серьезно?
– Как твое полное имя? – не отставал он.
– Почему я должна говорить его, мистер Кэш Флоу?
– Туш'e.
– Мое полное имя – Эванжелина, – мне хотелось быть с ним честной хотя бы в этом.
– Нежная Эванжелина, – тут же сказал он.
Я отступила на шаг, пристально посмотрев на него.
– Ты знаешь Лонгфелло [3] ?
– Рэперы читают стихи.
Я смущенно пожала плечами, но была заинтригована. Хотела бы я придумать правильный вопрос, чтобы узнать у Кэша о стихах и словах, а еще о том, как этот мужчина с татуировками на костяшках пальцев так просвещен в области старой поэзии. Но я никогда не умела разговаривать на этом языке. Я говорила, используя клавиши и безмолвные фразы. Я не была мастером слова... но мне нравилось, что у Кэша явно не было с этим проблем.
3
Генри Уодсворт Лонгфелло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807 года, Портленд – 24 марта 1882 года, Кембридж) – американский поэт и переводчик. Автор «Песни о Гайавате» и других поэм и стихотворений, одна из которых «Evangeline».
Он осмотрелся вокруг. Тротуар был переполнен, люди куда-то спешили, а такси то и дело сновали мимо. Мы с Кэшем уставились друг на друга. Мне нравилось, что он не давил на меня, словно читал мои эмоции и знал, когда остановиться. А также что Кэш был прямолинеен, и я верила ему. Даже будучи уверенной, что он – не мой тип, и вовсе не то, в чем я нуждалась, но на данный момент Кэш был всем, чего я желала.
Он олицетворял приключение, побег от реальности. Средний палец моему отцу и тот порыв, которого я так жаждала.
Я заслужила день с Кэшем Флоу, черт возьми. Это моя жизнь, в конце концов.
– Ладно, Эванжелина, ты из этого района?
– Я выросла в Лос-Анджелесе, – произнесла я. – А ты?
– Да, но не в этих краях. Я из Ист-Хайтс, – он опустил взгляд на дорогу, когда говорил это, и я поняла: Кэш жил в другом мире, в буквальном смысле этого слова. – Не знаешь, где здесь можно поесть? Умираю с голоду.
Я не хотела упускать этот шанс, а наоборот – поддаться порыву и вырваться на свободу. Поэтому мне было нужно пойти ва-банк с этим скульптурным образцом сладкого парня, который был много лучше сахара. Кэш напоминал мне слоеный пирог. Да, это чертовски глупо и, вероятно, я была слишком подавлена, но не могла думать ни о чем, кроме желания слизать с него глазурь... Просто ничего не могла с собой поделать.
Мне хотелось чего-то безрассудного, декадентского.
Чего-то сладкого и не слишком безопасного для меня.
Какова была вероятность, что из всех дней, именно сегодня мне встретится Кэш и захочет сходить со мной куда-нибудь?
Я поджала губы, уже зная, чего хочу. Нечто, чего у меня никогда не было.
– Мой дом?
Кэш снова выгнул бровь, словно вовсе не ожидал от меня этого.
Как и я сама.
Я улыбнулась ему и тут же обрадовалась, что сделала это, поскольку он наградил меня еще одной улыбкой в ответ.
– Что? – поддразнила я его. – У меня есть бассейн, и мы могли бы поесть возле него.
Хотя глубоко внутри я сознавала, что желала вовсе не этого. Мне хотелось снять с него эту рубашку и провести руками по его груди... и я даже не знала, откуда пришла эта мысль. Я только поняла, что она у меня есть. Вполне реальная и принадлежала именно мне.
Кэш кивнул – медленно, словно запоминая мое волнение, улыбку – и я чувствовала себя так, словно он запечатлел это в своем сердце.
Я не знала, почему так подумала.
Впрочем, это тоже было ложью.
Я прекрасно знала причину.
Все потому, что я поступила также.
ГЛАВА 5
Кассиас
Эванжелина не из моей лиги. Я оскорбляю Джину этими мыслями, но, клянусь, скоро перестану думать о своей бывшей. Однако Джина – больше, чем просто бывшая... Она – часть материи моей жизни. Я не отношусь к тем, кто запросто избавляется от подобного, даже если Джина сама виновата во всем до последней слезы.