Холодный туман
Шрифт:
— Есть. — Это сказал лейтенант Чапанин. — Где был, что делал, как жил? Коротко, но подробно.
«Вот оно, начинается», — подумал Денисио.
А Микола Череда сказал:
— Вопрос естественный. Думаю, капитан Денисов не обидится, а?
Белобрысый, похожий на мальчишку летчик (как тут же узнал Денисио, это был лейтенант Геннадий Шустиков), добавил:
— Это не проверка «биографических данных», а, так сказать, проникновение в глубь характерных черт человека…
— Так когда-то говаривал учитель Гены Шустикова великий философ Козьма Прутков, — сказал Красавкин.
«А чего это я волнуюсь? — подумал Денисио. — Простые ведь ребята, наши. И, конечно, имеют право все знать о человеке, с которым придется бок о бок драться с фашистами. Надежный этот человек, нет?»
Взглянув на Миколу Череду, словно ища в нем все-таки поддержку, он начат:
— Итак — по порядку. Где был. Был в Тайжинске, есть такой городок в Сибири…
Реплика (кажется, Красавкин):
— Можно сказать — не прифронтовой город.
— Не прифронтовой, — согласился Денисио.
— И пушки там не стреляют.
— Не стреляют.
— И «восемьдесят восьмые» не бомбят. Не долетают ввиду дальнего расстояния (это уже Шустиков).
— Не бомбят, — подавляя в себе ненужное раздражение, проговорил Денисио. — Не долетают ввиду дальнего расстояния. Пойдем дальше: что делал. Был там командиром отряда отдельной учебной эскадрильи.
— Ого! Командиром отряда отдельной учебной эскадрильи! Это не фунт прованского масла, — словно про себя проговорил Красавкин. — Стрельба по движущимся мишеням, высший пилотаж в зоне номер икс-игрек-зет.
В тоне, которым Красавкин говорил, слышалась явная насмешка.
— А приказ всем инструкторам отряда — строго следить за погодой и, ежели ветер усилится на один метр в секунду против нормы, немедленно прекращать полеты во избежание…
— Господи, до чего ж занудный мужик этот Красавкин! Занудный и вредный! — Это сказал парень с обветренным лицом, красивым профилем и по-девичьи задумчивыми глазами. Он полулежал на траве, опершись на левую руку и по-доброму смотрел на Денисио. Потом обратился непосредственно к Красавкину: — Да, знаешь ли ты, оболтус, сколько нервов нужно иметь, чтобы выучить летать человека, если этот человек обладает такими способностями, как, например, твоя персона? Не знаешь? В таком случае сиди и помалкивай, пока тебе не запустили жабу за шиворот.
— Поддерживаю высказывание Валерия Стогова, — вставил Чапанин. — Есть у меня к капитану Денисову существенный вопрос: поскольку вы, товарищ капитан, на фронте еще не были и, значит, не воевали, за что получили боевой орден?
— Три года воевал в Испании во время мятежа Франко — драться, правда, приходилось в основном с немецкими и итальянскими фашистами. Их там было — как саранчи.
— В Испании? — Красавкин вроде бы даже как подпрыгнул. — В самой Испании? Так чего ж вы до сих пор молчали, товарищ капитан? Это же в корне меняет дело. Я, правду сказать, думал так: притаился капитан Денисов в своем Тайжинске, сидит там и дрожит, и пикнуть боится: а вдруг услышат — да на фронт! Разве нету таких, товарищ капитан? А вы — в Испании…
— Я тоже в тридцать восьмом, сразу по окончании летного училища, просился в Испанию. Не пустили. Опыта, сказали, нету. А так хотелось! — Это сказал Валерий Строгов, летчик с задумчивыми глазами. — Да разве я один тогда просился в Испанию?
— Это точно, — подтвердил Шустиков. — В марте тридцать девятого я написал в военкомат слезное прошение послать меня в Испанию, а мне сказали: «Опоздал, братец. Фашисты уже взяли Мадрид, республиканцы отступают во Францию». Так оно и было, товарищ капитан?
— Так оно и было, — ответил Денисио. И улыбнулся. — Если можно, не надо все время «товарищ капитан».
— А как можно?
— В Испании меня все называли Денисио. Да и в Тайженске тоже. Хотя зовут меня Андреем. Но к Денисио я уже попривык.
Кто-то спросил:
— А на чем в основном летали там фашисты?
— Французские «Девуатины», «Потезы», итальянские «Фиаты», немецкие «мессера», «юнкерсы», в общем — слетелось воронье со всего света.
— А наши?
— «Ишачки», «Чайки», «СБ», «Р-5». По численности, конечно, у них было больше, но ничего дрались…
Денисио не только видел, но и чувствовал: стоило ему сказать, что он воевал в Испании, как сразу все изменилось. Правда, он и до этого не ощущал отчуждения со стороны этих людей, с которыми ему теперь суждено было разделять свою судьбу, однако же не испытать холодок, схожий с безразличием, он не мог. А тут вдруг сразу повеяло теплым ветром, на лицах — улыбки, в глазах — уважение и искреннее дружелюбие.
Денисио это удивило. Развезти «воздухоплаватели», как называл их Микола Череда, за месяцы войны на своих тяжелых фронтах испытали меньше, чем он и его испанские друзья испытали за Пиринеями? Разве же здесь меньше было трагедий, чем там, и разве каждого из них в очередном вылете не подстерегала смерть так же, как она подстерегала его, Денисио, в Испании? Так почему же…
Мысли эти неожиданно прервал Микола Череда. Взглянув на Строгова, он сказал:
— Старший лейтенант Строгов недавно вернулся из фронтового центра переподготовки, где ему дали несколько вывозных на «ЯК-1». Вы знаете, что мы получили два таких истребителя. И они оба пока на приколе. Теперь другое дело: капитан Денисов в Тайженске на «Яке» уже летал. Вот и пара: капитан Денисов и старший лейтенант Строгов. Кто из них будет ведущим, а кто ведомым — пускай решат сами.
— Старший лейтенант Строгов, наверно, отлично знает обстановку, которую я совсем не знаю, — сказал Денисио. — Так что тут и решать нечего…
— А сейчас я объясню вам задание на вылет, — сказал командир эскадрильи. — Доставайте карты. Капитан Денисов и старший лейтенант Строгов на задание не идут. — И когда увидел удивленные взгляды Денисио и Строгова, пояснил: — Обговорите, как в бою будете взаимодействовать. Это первое. И второе: по возвращении эскадрильи с задания вылетите вдвоем на иммитацию. Вам надо хотя бы малость притереться. Без этого можете наломать дров.