Холодный туман
Шрифт:
— За Одером мы их окончательно прикончим. Поэтому драться приказываю так, как положено летчикам, добравшимся до берегов этой грязной реки. По самолетам!
Денисио оставался на земле: вчера в драке с «мессером» его «Як» был изрешечен пулеметными очередями, и техникам пришлось латать машину «с ног, как они сказали, до головы».
Денисио ходил по летному полю, пристально вглядываясь в затуманенный дымом от взрывов бомб горизонт, прислушивался к небу. Прошло уже почти сорок минут, как Микола увел эскадрилью, но пока никто еще не возвращался. Поглядывая на часы, Денисио говорил самому себе: «Сейчас начнут прилетать».
И вдруг увидал стремглав бегущего к нему от КП дежурного радиста, что-то орущего во весь голос. Слов его было не разобрать, но Денисио понимал: случилось, конечно, что-то необычное. Поспешив навстречу радисту, он спросил:
— Что там такое?
— Ой, товарищ капитан, ой, товарищ капитан, — захлебываясь словами, кричал радист так, будто Денисио находился от него по крайней мере за полкилометра. — Да это ж вот как здорово, товарищ капитан, вы только взгляните на радиограмму.
Вот, смотрите. «За мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, летчику товарищу М. П. Череде присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали „Золотая звезда“!» Вы понимаете, как это здорово, товарищ капитан! Разрешите, я буду тут рядом с вами, чтобы, значит, тоже встретить нашего командира. Я ведь первый об этом, узнал, товарищ капитан, первый, а?
И вот эскадрилья возвращается. Все? Денисио считает самолеты в растянувшемся пеленге. Первые уже заходят на посадку, садятся и быстро отруливают в сторону, освобождая место у «Т» для других машин.
Денисио считает. Все? Нет, одного истребителя нет. Наверное, поотстал. С минуты на минуту появится. Кто? Ну, конечно, нет пока Миколы Череды. Он всегда так: пока не проводит всю эскадрилью, летает позади всех, наблюдая за каждым самолетом.
Приземлился последний истребитель. Миколы пока нет. Денисио все чаще поглядывает на часы. А тревога уже непрошеной, злой гостьей вползает в душу. Прогнать ее надо, прогнать к чертовой матери, пускай она не шляется там, где ее не ждут. Честное слово, как только Микола прилетит, он, Денисио, скажет ему…
— Денисио!
Он и не заметил, как к нему подошел летчик Заварин. Это он первым произвел посадку, успел уже отрулить на стоянку и придти сюда.
— Денисио…
И голос, и вид убитого горем человека. Вот-вот упадет и больше не встанет. Или начнет в припадке биться о землю.
— Ну, говори, Заварин, — Денисио точно тисками сжимает руку Заварина повыше локтя, но тот ничего не чувствует. — Говори, слышишь! Где комэск?
— Сбили его, Денисио. Страшный был бой. Их по три на каждого из нас. Комэск подрубил сразу двоих, а потом, уже в конце, они срубили его. Подожгли. Прямо над Одером. Мы думали, выпрыгнет. Нет. Так с огнем и дымом и упал. Прямо в Одер. Мы еще долго дрались, а потом кружились над тем местом, где он упал. И каждый из нас дал по три очереди. На прощанье…
ЭПИЛОГ
Командир эскадрильи майор Алексей Денисов стоял на краю летного поля, смотрел на угасающую вечернюю зарю и вслушивался в тишину.
К ней трудно было привыкнуть. Она все время казалась обманчивой; сейчас вот все как будто замерло, нигде ни звука, но разве можно этому поверить? Не пройдет и минуты, как где-то рядом что-то взорвется, загрохочет, над головой взревут моторы и захлебнется очередью пулемет.
Прошел уже месяц, как отгремели салютные залпы, война ушла со всех дорог, но и в это верилось с трудом. Разве может так быть, чтобы проходил час за часом и никто не крикнул: «По самолетам!», никто не повторил слова Миколы Череды: «Тебе мало места на земле, сволочь?! Мало, да, волчье рыло?!»
Вон прикорнул на чехлах под крылом своего истребителя авиамеханик Петр Черемушкин, лежит и во сне о чем-то шепчет. Подойди, наклонись, и наверняка услышишь: «Василь Иваныч, Василь Иваныч, это я, Петька. Мотор работает как часы Павел-Буре, Василь Иваныч… — А потом вдруг закричит: — Нет! Нет!..» Не верит человек, не хочет верить, что больше никогда не увидит своего командира, само слово — «никогда» — ранит Петра Черемушкина так, как может ранить горячий осколок.
Долго стоял Денисио на краю летного поля, смотрел на угасающую вечернюю зарю, а перед глазами плыли ушедшие в прошлое, но незабываемые картины. Севилья, Барселона, бои над Каталонией и над Эбро, мексиканец Хуан Морадо и Эстрелья, Кубань и Клухорский перевал, Шустиков и «музыкант» Ноэль Шмеллинг… А где-то там, за горами и лесами, лежит у края тайги небольшой городок Тайжинск и… «Спасибо тебе, спасибо за все. Я буду ждать тебя. Полинка»…
Когда ему присвоили звание майора и назначили вместо погибшего Миколы Череды командиром эскадрильи, командир дивизии сказал:
— Советую идти в Военно-воздушную академию. С твоим опытом… Подумай над этим.
Денисио ответил:
— Благодарю за доверие, товарищ генерал, но…
— Что — но? Ты хочешь сказать, что тебе опостылела война и все, что с ней связано? Даже вот эти погоны? А ведь мы будем носить их для того, чтобы предупредить будущую войну.
Все это Денисио хорошо понимал, но ему хотелось пожить по-другому. В тишине, которая не кажется обманчивой. Чтобы верилось: пройдет час, и другой, и третий, и никто не крикнет: «По самолетам!» И ты не будешь стоять на летном поле и считать прилетевшие с боевого задания самолеты: все ли вернулись? Или нет? Кто-то почему-то задержался в воздухе? Кто? А может…
Когда потребуется, Денисио снова наденет погоны и сам подаст команду своей эскадрилье: «По самолетам!» И сам поведет ее в бой. Как водил ее Микола Череда, пускай душа его никогда не умирает!
Но это — когда потребуется. А сейчас он хочет быть в Тайжинске. Около Полинки. Он вместе с ней приедет туда, где погиб Федор, вместе с ней поставит обелиск на его могиле.
…Вечерняя заря уже совсем угасала. Скоро на небе появятся первые звезды. Они будут смотреть на землю и тосковать. И вспоминать тех, кто любовался их дивным светом и у кого теперь навсегда закрылись глаза.
«У кого навсегда закрылись глаза», — вслух проговорил Денисио. И снова повторил когда-то услышанные им от Миколы Череды слова: «Но пускай души их никогда не умирают… Никогда!»