Холоп. Официальная новеллизация

Погодина-Кузмина Ольга

– Паш, подожди. Есть у меня один человек. Он странный. Но он решает вопросы и возвращает счастье. Методы у него… спорные. Но если тебе кто-то и может помочь в этой ситуации, то это он. Давай попробуем помочь твоему сыну.

Павел кивнул. Решено.

Ехали недолго, но после от парковки шли по темным дворам к какому-то подвальному помещению. Павел Григорьевич приготовился любые сюрпризы встретить по-самурайски спокойно, ведь Насте с ее дымчатыми глазами и улыбкою Джоконды он доверял почти всецело.

Они давно,

еще с институтских лет были знакомы. Потом пути разошлись, затем встретились вновь. Анастасии, почти его ровеснице, никак было не дать ее лет. Стройная, легкая, успешная и независимая, она его заинтересовала, а затем и увлекла. Эта связь длилась долго и переросла в настоящую близость, к удивлению самого Павла Григорьевича. Не будь у Анастасии, успешного продюсера и эффектной женщины, такого же отвращения к законному браку, как у него, они бы вряд ли выдержали долго вместе. Два умных взрослых свободных человека, секс без обязательств и дружба – чего же лучше и желать? Потом, Настя так его знает и понимает с полуслова. Здесь Павел Григорьевич свои размышления прервал, выходя из машины.

– Настя, откуда ты его знаешь? Этого твоего «странного человека»?

– Долгая история. Он психолог, художник, технолог. Снимали один фильм ужасов, он нас консультировал. Про маньяков, – ответила она беззаботно, глядя в сторону. – Вот адрес, здесь вход. Я наберу код, Паш, заходи и будь внимателен, там много ступеней и перил.

Павел кивнул ей в ответ, придержав дверь, но затем пошел вперед и, ошарашенный, отпрянул.

В помещении было действительно много ступеней и лестниц, по стенам были развешаны самые странные предметы – колбы, картины, веники и шкуры, фонари.

Но всё это было пустяком! В центре, при выходе у главной лестницы на крюке висел мертвец.

Павел Григорьевич был врагом бессмысленных действий и лишнего шума. Молча и быстро он взял за плечи Анастасию, развернулся к двери, полой пиджака протирая дверную ручку, стирая отпечатки, открывая в телефоне номер своего юриста.

– Валим отсюда, – решительно шепнул он Насте, но та лишь по-джокондовски ему улыбнулась.

Улыбнулся и повешенный, подмигнул и воскликнул сиплым голоском:

– О! Настя! Какие люди и почти без охраны!

Павел Григорьевич и Анастасия обернулись на него, внешне спокойные – жесткую науку жизни ничему не удивляться изучили оба, – но Павел был растерян больше и схватился за сердце, вспомнив про врача и поджелудочную.

Странный человек, разговаривавший сиплым фальцетом, потребовал подать ему пульт.

– Ну слава богу, хоть кто-то пришел! А я думал, так и провишу до вторника, до семнадцати ноль-ноль. У меня только там назначено. Я извиняюсь, там – на столе – пультик лежит, вы не подадите?

Павел Григорьевич протянул «висельнику» пульт, поданный Анастасией.

– И как это понимать?

– Тестировал новую систему «принуждение к верности». С табуреточки спрыгнул, а пультик-то взять забыл. Вот, вишу – сколько уже? Пять часов. Задремал даже, – сипло, нараспев проговорил странный субъект Психолог.

Получив пульт, странный знакомый Анастасии спустился вниз и освободился от фальшивой петли.

Павел Григорьевич полюбопытствовал:

– А что такое принуждение к верности?

Возникший рядом человек – «психолог», со слов Насти, – сбросивший рухлядь и снявший петлю с шеи, оказался худощавым лысеющим шатеном неопределенных лет. Его подвижное лицо всё время меняло выражение, глаза были разного оттенка. Он мог бы показаться Павлу Григорьевичу совершенным бесом, если бы тот верил в ад.

– Да у меня клиент один, у него жена гуляет. Синдром Мидаса. Я разработал для него простую схему: она приходит домой, а он повесился. Типа из-за ее измен. Шок, переосмысление, отказ от порочной модели поведения – висельник тарахтел, в свою очередь внимательно разглядывая Павла Григорьевича.

Анастасия негромко вмешалась:

– А инфаркт у жены в этой схеме не предусмотрен?

– Она в свои сорок пять спит с тремя. Какой инфаркт? Большое здоровое сердце. Лев, – неожиданно просто и вежливо разноглазый висельник представился Павлу Григорьевичу.

– Павел, – пожимая руку, ответил Павел Григорьевич. Ему вдруг стало легко и почти спокойно.

Анастасия тихо проговорила:

– У Паши проблемы с сыном.

Разноглазый Лев моргнул, пробормотав:

– Извините, я в туалет. – И, зайдя за ширму, продолжил: – Я слушаю!

Анастасия поведала невеселую историю Гришиных подвигов. Павел Григорьевич молча, благодарно разглядывал Настин профиль, пока та вещала в сторону ширмы:

– И вот, сын, двадцать семь лет, совсем отбился от рук. Типичный мажор, со всеми вытекающими… Помочь надо хорошему человеку.

Лев вышел. Деловито спросил про сына:

– Курит?

– Да… Курит тоже, да, – выдохнул павший духом Павел Григорьевич.

Лев сверкнул глазами, вытащил пачку сигарет, протянул Павлу:

– Отучим. Простая схема. Я – это вы, вы – это он. Вот сигареты. (С пафосом.) Сын! Гришенька! Если еще раз увижу тебя с сигаретой, отрублю себе палец. Так и знай.

Павел Григорьевич поддержал игру. Вспомнив нетрезвое лицо Гриши в «обезьяннике», он достал из протянутой пачки сигарету, вставил в зубы и усмехнулся, как мог противнее. Разноглазый Лев взял со стола нож и отрубил себе палец.

Кровь хлынула фонтаном. Павел Григорьевич поперхнулся незажженной сигаретой:

– Вы… ты… ты…?! Настя, звони в скорую!

Анастасия ответила ему улыбкой Джоконды.

Павел схватил со стола какую-то тряпку, пытался зажать ею место отрубленного пальца. Лев, отжимая свой настоящий палец, объяснил фокус, смеясь: