Холостая война
Шрифт:
— У тебя есть выбор: или я сейчас свяжу тебя по рукам и ногам и брошу в огонь, или ты говоришь, где афганцы.
— Какие афганцы? — вскинул брови Прохор.
— Сержант, у тебя веревка есть? — крикнул Владимир.
— Есть, товарищ подполковник. — Прикрывая лицо ладонью от жара пылающей машины, к Лаврухину пробрался сержант.
— Связывай ему руки и ноги.
Сержант, ничего не подозревая, разрезал веревку стропорезом надвое и туго стянул Прохору запястья и лодыжки.
— Гражданин начальник, вы что? Это же не по закону, — проговорил криминальный
— Я тебе не гражданин начальник. Сержант, берем его и на счет «три» забрасываем в огонь. — Лаврухин легко толкнул Прохора в грудь, и тот упал на землю.
— Богом клянусь, не знаю, где их искать! — выкрикнул Прохор. — Последней падлой буду, если обманываю.
Лаврухин нагнулся, заглянул в глаза криминальному авторитету и почувствовал, что тот не врет.
— Хрен с тобой. Живи. — Он разрезал веревку на ногах и указал место у камня: — Сиди здесь. — Подполковник включил рацию: — Капитан, что там у тебя?
— Спасатели еще не погасили пожар, — прозвучало в ответ. — Но, кажется, там пусто.
— Вскрытие покажет, капитан. И у меня прокол. На джипах никакие не афганцы, а русские бандюганы. Хотя и это неплохо. Хоть какой-то результат.
Меньше чем через час прибыла таджикская милиция и медики. Врачам работы не нашлось, им оставалось только забрать трупы, дождавшись, пока криминалисты закончат свою работу. Смуглый майор в рубашке с короткими рукавами рассматривал догорающие джипы.
— А что это за хрень в запаске? — Таджикский офицер вгляделся в остатки фольги.
— Думаю, наркотики, героин, — сказал подполковник.
— Наворотили вы тут дел. Теперь целый год придется отчеты писать. Ведь у нас на любой шаг, на любое применение оружия по десять бумажек приходится.
— Думаете, у нас в армии иначе? — Лаврухин устало улыбнулся. — Я постарался вам задачу облегчить. — Он кивнул на Прохора, сидевшего у камня, замкнувшегося в себе.
— Этот в отказ сразу уйдет, в несознанку. Мол, я не я. Дескать, они меня просто подвезли. А про наркоту я ни ухом ни рылом. Лучше бы ты и этого шлепнул, мир чище бы сделался.
Лаврухин интуитивно чувствовал, хороший человек перед ним или гнилой. Майор показался ему честным служакой, насколько это было возможно, если правоохранительные органы насквозь коррумпированы. Офицеру приходится на многие вещи закрывать глаза. Но в вопросах, где у него развязаны руки, он действует по закону и по совести.
— А что, вы и раньше о них знали? — доверительно спросил Лаврухин.
— Вы, по большому счету, мою работу сделали, товарищ подполковник. — Майор несколько раз испуганно оглянулся — не слышит ли их кто другой — и тоже перешел на доверительный шепот: — Я бы их давно сам, своими руками перестрелял. Но вы же понимаете…
Сколько раз Лаврухину приходилось слышать эти ненавистные слова. Когда апеллируют не к закону, не к совести, не к чести. Словно намекают так гаденько: смирись, один в поле не воин. Да что ты можешь сделать?
— Нет, не понимаю, — твердо сказал Лаврухин.
— Вам в армии легче. Представляете,
— Для меня это побочный продукт. Я, вообще-то, за афганскими боевиками охочусь. Но рад, если сумел хорошее дело сделать. — Подполковник крепко пожал руку майору, задержал ее в своих пальцах и перешел на «ты» — он всегда так делал, когда хотел полной искренности: — Говоришь, что я тебе помог, так попробуй помоги мне. Где они с афганскими наркокурьерами встречались? И кто этим занимался?
— На СТО в поселке. Там они гнездо свили, — уверенно ответил милицейский майор.
— Это место они уже спалили, туда не вернутся. Еще что-нибудь на примете есть?
— Больше ничего.
— Послушай, майор, может, я ошибаюсь, но, по-моему, с ними еще один урод был, который по дороге выскочил. Некогда мне было останавливаться и разбираться. Я-то их по головам считал. Такой в светлом костюмчике, холеный. Не бык, не качок. Интеллигентик. Я его мельком видел в джипе.
Майор задумался, засомневался. По его взгляду было понятно, что он знает, о ком идет речь, но не хочет себе неприятностей по службе. Ведь этого «интеллигентика» тоже прикрывали местные спецслужбы, запрещали брать его с поличным.
— Мне сказали наружку с него снять. А я самовольно оставил.
— Почему?
— Времена меняются. Думал, потом пригодится.
— Я понимаю, что ты рискуешь. Но и я рисковал, — Лаврухин кивнул на обгоревшие остовы машин.
— Черт с ним, надоело молчать. — Майор махнул рукой, открыл папку и достал из нее фотографию. — Вот этот?
— Он самый. — Подполковник тут же узнал Евгения Пономарева. — Где его можно найти?
— Адрес есть, но вряд ли он сейчас туда сунется. Он в арендованном особняке с этими уродами встречался. — Майор на всякий случай написал адресок и передал бумагу Лаврухину.
— А еще зацепки есть?
— Есть одна.
— Женщина, что ли?
— Она самая. Обычно все уголовники на бабах и палятся. Но тут особый случай. Тут не любовь. — Майор, как уж мог, в ментовских выражениях описал отношения Пономарева и Мириам.
— А как ее найти?
— Это несложно. Только опять-таки вряд ли он к ней сунется. Ему ноги уносить надо подальше.
Еще через час Лаврухин вместе с капитаном обследовал СТО, где пожарники успели погасить огонь.
— Пусто здесь, товарищ подполковник. Никого нет, все на джипах уехали. Но боевики точно тут были. Даже пара рюкзаков осталась.