Холостяк для блондиночки
Шрифт:
– Внимание, звонок идет, надеюсь, они не заняты.
Он словно невзначай касается рукой ее предплечья, а подбородком ее виска. И она бы точно сделала какую-нибудь глупость, если б не звонкий детский голосок:
– Мама! Мамочка! Это ты? Правда? – Данечка! Ксюша едва не завизжала от радости. Кирилл пригладил ей волосы и отошёл в сторону, давая ей возможность пообщаться с сыном.
– Да, Данечка, конечно я. Привет, мое солнышко. – Ксюша не сводит глаз с экрана, разглядывая сына, которого так давно не видела. Он вырос за это время.
– Мамочка, когда ты приедешь? Я скучаю.
– Скоро, милый, уже очень скоро.
– Мы в больнице с дядей Витей! Тут так классно! Совсем не так как у нас. Я уже холошо могу стоять, а ходить пока не так холошо.
Ксюша прикрыла рот, чтоб не зарыдать. Нет, Даня все умел, но стоял не долго, тонуса не хватало, ходил еще меньше и с опорой. Ее взгляд нашел Кира. Мужчина приложил палец к губам, давая знак молчать.
– Данечка, я очень-очень рада. Постараюсь вернуться как можно скорее. Мы теперь все время будем рядом, больше никуда без тебя не уеду. Ты поправишься, и мы везде будем вместе.
– Холошо, мамуль. Я видел тебя по телевизолу. Ты самая класивая.
– Спасибо, мой хороший, ты у меня тоже красавчик, - чуть не сказала, весь в папу. А папа сидит и странно всматривается в ее лицо. Смутилась.
– Мамочка, я тебя очень люблю.
– Я тоже, зайчик маленький, я тоже.
– Мамочка, у нас сейчас масас будет, я пошел.
– Конечно, дорогой. Целую тебя. – Она приложила пальцы к губам, а потом к экрану. Сын повторил. Раньше они иногда общались по скайпу и всегда так прощались. Экран погас.
Ксюша сидела молча глядя в пустоту. По щекам, кажется, текут слезы. Говорить не хочется. На сердце радостно, потому что понимает, Кирилл это сделал – занялся лечением Дани. Наверное, когда летал в Москву. Просто так, не зная, что Даня его сын.
– Ты не обязан был это делать, - прошептала она.
– Знаю. Не мог иначе. Я как услышал, сразу улетел в столицу, в тот день, когда ты пропала. Мы с Виктором Андреевичем едва успели сходить на консультацию, когда мне позвонил Фил. Пришлось вернуться. Дал указания своему помощнику, он все организовал. Даже приезд ортопеда из штатов. Они совместно с российскими докторами разработали программу реабилитации для Данила. Обошлось без операции.
Ксюша не выдержала и подбежала к нему, Кир подскочил с кресла. Обняла и поцеловала в щеку.
– Спасибо, Кирилл. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
Мужчина обнял ее в ответ. Нежно, положив подбородок на макушку.
Стояли так некоторое время, потом Кир не решительно прошептал:
– Оксаночка, родная моя, я так хочу, чтоб между нами стало все как прежде. Скажи мне, как исправить вину?
Ксюша вздрогнула и отодвинулась.
– Так ты…
– Нет! Не говори этого! Я помог Данилу, не поэтому. И никогда не предполагай такого, понятно? Я сделал искренне и бескорыстно, не обижай меня своими предположениями.
– Хорошо. Знай, это ничего не меняет. Я тебя простила, но вряд ли смогу еще раз довериться. Слишком много нужно забыть того, что просто невозможно забыть.
Она вернулась в кресло, слегка поежившись. Что ж опять так холодно. Начинает напрягать.
– Холодно? Малыш, прости меня, я снова тебя расстроил, подожди.
Он куда-то убежал.
Ксюша схватилась руками за голову. И что дальше? Что это значит? Он выбрал курицу или нет? Зачем такие предложения, если ему интересна другая? В принципе, какая разница? Вопрос совершено в другом: как ей
На плечи опустился мягкий плед. В руки сунули стакан со светло-коричневой жидкость. Принюхалась: травка какая-то. Успокоительное видимо. Кир обошел ее и закутал посильнее. Взял в руки ее ладони. По сравнению с его горячими и большими, ее казались поразительно хрупкими, почти прозрачными и жутко ледяными.
– Девочка моя, прости, меня. – Кирилл вдруг опустился перед ней на колени, все еще не выпуская рук. – Я такой идиот, просто тупой болван, дурак, гад, свинья. И много чего еще. Знаю, что простить меня почти не реально, но это почти, оно и дает мне надежду последние две недели.
Ксюша освободила руки, он обнял ноги, прижимаясь лицом к коленям. И как ему объяснить, если и сама не знает, хочет ли отказываться от третьего шанса.
– Оксаночка, родная моя, да, я сглупил. Даже не так. Это было реально помешательство. Когда прочитал те слова, у меня словно красная пелена перед глазами встала. Мозг не мог работать нормально. Ты знаешь, что такое удушающая ревность?
– Когда ты кого-то душишь? Или когда тебя душат? А? Одинцов! Как ты поднять смел на меня руку? – наконец-то вырвалось наружу. – Какое ты имел право меня трогать? Наплевать на ревность и другие причины! Нельзя руки распускать! Точка. Как мне тебе доверять, если до сих пор иногда тебя боюсь. В тот день в больнице, когда я тебя выгнала, мне снились твои руки на моей шее. Просыпаюсь, а тут ты, за ручку держишь. Как я не заорала на всю больницу, не знаю.
Плечи Кира у ее ног как будто сжались на глазах и поникли.
– Прости – шепчет он еле слышно ей в колени и сжимает их судорожно.
– И в ту ночь, когда я ушла из отеля… почти не помню ничего, кроме страха… Кто-то хочет меня убить, я собираю вещи и бегу, бегу. Сама не знаю куда.
Его плечи подозрительно дернулись. Он громко дышал и никак не мог справиться с нехваткой воздуха. Все ее чувства словно передались ему. Больно.
– Любимая, пожалуйста, прекрати, я не могу. Не выносимо… чувствовать то, что чувствуешь ты плюс к этому осознавать свою вину. Не представляю, как все исправить, но не могу отпустить тебя! Я знаю, у нас еще есть возможность стать счастливыми, вместе. Мы нужны друг другу. Тебе холодно без меня. А мне без тебя пусто. В тот день, когда я это сделал, я очутился в мире, где нет никого, кроме меня, и эта пустота меня убивает. Если потеряю тебя… я потеряю всё, и меня ничто уже не спасет. Звучит пафосно, но это на самом деле так. Оксаночка, ну ты же любишь хоть чуть-чуть? Я никогда больше не причиню тебе боль. Я люблю тебя, девочка моя.
– Если бы любил, не спал бы со всякими курицами! – в сердцах выпалила она. – Как можно, скажи мне, любить одну и спать с другими, а?
Кир отстранился и посмотрел ей в глаза. Ксюша вздрогнула, увидев, что его глаза все еще блестят от влаги. Неужели слезы? Разве может великий и ужасный плакать от любви?
– Я не спал ни с одной женщиной кроме тебя уже около полугода. И это чистая правда. И в ту ночь, когда мы вернулись с Ибицы твои любимые курицы устроили спектакль для тебя, пока я благополучно дрых.